Одиссей покидает Итаку. Книги 14-21

Лариса Юрьевна тоже такой постоянно при себе имеет то в сумочке, то в кармане плаща. А однажды по летнему времени, надев сарафан без карманов, в чулок портсигар прятала, Яков не упустил намётанным глазом. Сигареты заграничные изумительного аромата в нём держит. Угощала Агранова несколько раз.

– Ну так что у вас тут случилось? – подходя вплотную и протягивая для пожатия руку, спросила Лариса. На тонком запястье полыхнул сразу несколькими бриллиантами интересный браслет.

– Сейчас доложу, – сказал, осторожно пожимая её ладонь, Агранов. Мог бы и не так уж осторожно, кисть у дамочки сильная, явно не вышиванием и игрой на пианино тренированная.

– Присаживайтесь, – указал он на кресла возле журнального столика в углу между глухой и торцевой стенами. – Чаю желаете, кофе или ещё чего? И вы, Павел Васильевич, сюда идите, что вы там…

– Мне – кофе. Павлу Васильевичу можно и «ещё чего»… – благосклонно ответила Лариса, прошла к креслу и села, закинув ногу на ногу. Так закинула, что пришлось совсем отвернуться, якобы – вызывая помощника из приёмной.

Распорядился насчёт угощения, углом глаза посмотрел, поправила ли гостья юбку? Да, чуть одернула, прикрывая колено и то, что дальше. Слава богу, а то ведь мысли совсем разбегутся. И так в брюках непорядок, хорошо, что гимнастёрка длинная, по последней военной моде.

– Так что, Яков Саулович? – вместо Ларисы спросил бесшумно подошедший Кирсанов. – Что-то действительно серьёзное случилось? Поделитесь, не томите. По моим данным, «На Шипке всё спокойно»[52].

Глава шестнадцатая

То, что отвечать приходилось Кирсанову, Якову совсем не понравилось. Он ведь рассчитывал на приватный разговор с Ларисой Юрьевной, надеясь самым аккуратным образом обыграть тему Воловича для получения новой информации и, возможно, с её помощью добиться дальнейшего упрочения своих позиций. А присутствие Кирсанова переводило ситуацию в некую другую плоскость.

Так-то они с Павлом Васильевичем состояли в превосходных отношениях, случалось, даже выпивали «не по-детски», но вот когда он и Лариса являются к нему вместе, без предупреждения, тут стоит задуматься. И ещё Агранова раздражало и обижало, чего скрывать, то, что вот жандарм этот – из местных, из аборигенов времени, а принят в «Братство» (или только в «Союз пяти», как часто называли действующее в этой реальности подразделение?), а ему, при всей его безупречной службе, такой чести до сих пор не оказано.

– Если б действительно случилось что серьёзное – я бы и доложил, как положено, – ответил Агранов, в собственном кабинете стараясь держаться хозяином положения. – Просто непонятность некая наблюдается, вот я и решил посоветоваться, всего лишь. С вами, Павел Васильич, с вами, Лариса Юрьевна, – он, не вставая, изобразил полупоклон и даже руку к сердцу поднёс, – с Александром Ивановичем и Андреем Дмитриевичем у нас давние отношения, с вами со всеми у меня тоже неясностей не возникало. Или решались они не отходя от кассы… – Агранов употребил новое, с наступлением НЭПа возникшее выражение, при старом режиме и тем более – военном коммунизме его не было. Стало оно вдруг очень популярным, и вкладывалось в него намного больше, чем первоначально подразумевалось в ничем не примечательных табличках в магазинах: «Проверяйте деньги, не отходя от кассы».

– А тут контакт у меня с Вадимом Петровичем Ляховым произошёл, и не совсем я понял, в чём суть вопроса… – Агранов старался изъясняться предельно аккуратно, чтобы и тени нелояльности к одному из «братьев» не прозвучало, и в то же время присутствующие поняли, кого именно чекист считает своими настоящими руководителями.

– А не понял – чего же не переспросил? – тонко улыбнулась Лариса, давая понять, что пилотаж Якова поняла и оценила.

– Да особо и времени переспрашивать не было. Сначала и мысли такой не возникло… Звонок сверху – сами понимаете! В общем, давайте я по порядку, с самого начала, если вы не очень торопитесь.

– Нет, нет, не беспокойся, не торопимся, – успокоил Агранова жандарм. – Всегда приятно и полезно пообщаться с информированным человеком. Вот и сейчас…

Он поудобнее расположился в кресле, раскрыл портсигар, взял сигарету, а его так и оставил на столике, повернув, как бы невзначай, полированной внутренней крышкой к чекисту. Поднял за ножку хрустальную рюмку. Здесь коньяк ещё не догадались наливать в большие бокалы.

Агранов до сих пор не сумел выяснить истинных пристрастий этого человека. По одним данным из вполне информированных источников, Кирсанов чуть ли не монашествующий – не курящий, не пьющий (вообще), к женскому полу (как, впрочем, и к мальчикам) – безразличный. То есть ни в борделях его не наблюдали, ни в самых респектабельных «Домах свиданий», где инкогнито предавались изысканному разврату «мадамы и мадемуазели» из лучших партийно-советских и нэповских семей. Постоянной любовницы из местных у него здесь тоже не было, такие вопросы начальник ГУГБ лично держал на контроле.