Одиссей, сын Лаэрта. Человек Номоса

В конце концов, оставив бесплодные попытки, я устало привалился спиной к стволу какой-то очередной папиной диковины. Оперся на злополучный лук. И вдруг подумал: если я так устал — насколько больше устал он?! В тот же миг лук легко согнулся под моим мальчишеским весом, а подоспевший Телемах помог надеть ушко тетивы на роговой наконечник — и петля надежно упокоилась в предназначенных для нее бороздках.

А у меня даже на радость не осталось сил.

* * *

Оказалось, что таскать лук из кладовки, а потом втайне ставить на место, проще простого. Дважды взломщики, правда, были на волосок от провала, но — пронесло. Все шло хорошо, лук понемногу начинал слушаться Одиссея, только все хорошее когда-нибудь заканчивается. Весенний Эвр надул щеки, дохнул, согревая землю, — значит, скоро рыжему предстояло отправляться в горы, на летние пастбища. Впервые Одиссей не радовался свободе: лук с собой втихаря не возьмешь! А жизнь без лука (эти слова теперь сами цеплялись друг за друга!) не мыслилась.

— …Ты чего нос повесил?

— На пастбища еду. Послезавтра.

— Здорово!

— Ага, здорово… а лук?!

— Эх ты! — расхохотался Телемах, беззаботно махнув рукой. — Пошли в сад!

— Погоди. Сначала в кладовку…

— Успеется. Пошли, покажу чего-то.

«Интересно, что он мне собрался показать в папином саду, чего я сам не видел?» — недоумевал Одиссей, топая по тропинке вслед за приятелем. Рядом трусил Аргус, из всех Одиссеевых дружков Телемаха выделявший особо — в смысле, иногда разрешал кучерявому себя погладить, чего не дозволялось даже спасителю-Эвмею.

На знакомом месте у стены Одиссей остановился, и они с Аргусом вопросительно воззрились на Телемаха: «Ну, зачем привел?»

— Тебе не надо брать с собой лук. Потому что ты его не оставляешь, — без обиняков заявил кучерявый.

И вновь сыну Лаэрта почудилось: есть, есть в лице Далеко Разящего некая странность! Капелька малозаметной дичи! ускользающая тень! Но, отступив назад, рыжий споткнулся о бесформенный камень — треклятый валун являлся всегда следом за Телемахом, прячась в траве или пене прибоя! — охнул, моргнул, и наваждение прошло.

— Не оставляю? фигушки! Говорил же: надо в кладовку заглянуть… теперь обратно топать!..

— Зачем топать?! Просто — возьми!

— На солнышке перегрелся? — с участием поинтересовался Одиссей.

— Дурак! дурак!! — рассердился Телемах. — Я тебе врал когда-нибудь?! Кто тебе показал, как лук натягивать?! Кто тебе…

— Ну, не врал, — угрюмо буркнул Одиссей. — Ну, показал.

— Вот и не нукай! Делай, что ведено. Бери! Ты уже в кладовке!

— Сам не нукай! — огрызнулся сын Лаэрта. Зажмурился изо всех сил, представляя себя в темной кладовке; протянул руку, изумляясь собственному безрассудству…

— Тетиву! тетиву достал! — завопил Телемах, прыгая от восторга. — Давай еще раз!

Глаза открылись сами.

Действительно, из плотно сжатого кулачка свисала знакомая тетива.

Обалдев от внезапной удачи. Одиссей попробовал еще раз; однако пальцы — скользнув по костяной накладке! — поймали пустоту.

— Ты кулак так сильно не сжимай, — посоветовал Далеко Разящий, перестав гарцевать козлом. — Не тряпку выкручиваешь. Он же к тебе в кулак не пролезет, лук-то…

А потом Одиссей долго стоял с вожделенным луком в руке. Стоял, молчал. Смотрел в землю. Только казалось: не в землю мальчишка смотрит. На приятеля; на Далеко Разящего. В упор.

И Далеко Разящий понял: отмолчаться не удастся.

Мы много раз возвращались позже к этому разговору. В конце концов он слился для меня в одну большую повесть о луках и лучниках, о богах и людях, о жизни — которая лук! — и о смерти, которая тоже…

— Чей это лук? — Телемах, как всегда, сразу взял быка за рога.

— Мой.

— А до тебя?

— Дедушкин. Мне его дедушка Автолик завещал!

— Правильно. А у дедушки твоего он откуда взялся?

— У дедушки? Дядя Алким говорил, дедушке его Ифит-Ойхаллиец подарил! За добрые дела, наверное…

— Наверное, — согласился Телемах. — А у Ифита откуда взялся?

— Ну… от его дедушки?

— От отца. От Эврита-Лучника, басилея Ойхаллии.

— Точно! Ух ты! Это же Эврит-зазнайка, которого сам Аполлон за гордыню застрелил! И правильно сделал, нечего себя с богом равнять!..

— Нечего, — кивнул Телемах, двусмысленно поджав губы. — Аполлон правильно сделал: сперва научил Эврита из лука стрелять, потом застрелил. А подарок свой забрать забыл.

— Какой подарок?

— Да ерунда… лук. Вот этот.

Далеко Разящий умолк. А я все не мог сообразить, чего он от меня ждет; пока не задохнулся от запоздалого озарения!

— Мой лук — лук Аполлона?!!

— Да, Одиссей. Один из его луков.

* * *

Рыжий мальчишка стоял, потрясенный.

Слова Далеко Разящего вились вокруг роем ос, пытаясь пробиться через броню беззвучия; миг, другой, и способность слышать вернулась к Одиссею:

— …хвастаться! Не вздумай! Помянешь Отпирающего Двери всуе — возьмет да и явится за своим луком! Отберет!!! Если, конечно, не клялся водами Стикса…