'Одиссей' за 1996 год

Итак, бинарная модель, формирующая язык "Мусульманина" и представленная здесь в своем предельном выражении, использующая контраст как основной метод жизнеописания, действует, казалось бы, вполне последовательно не только в сфере означающих, но и в плане содержания. Однако так - до тех пор, пока автор смотрит на мир и на себя изнутри собственного социума. При смене точки зрения - при взгляде, направленном от Европы к "нам" (когда описывают не "нас" по отношению к Европе, а Европу по отношению к "нам"), - обнаруживается столь же последовательная бинарность, но - с противоположными оценками:

"Недаром народы Востока одним общим именем "гяуров" обозначают всех европейцев без различия мастей: во всех этих пришельцах с Запада покоренные народности видят безжалостных поработителей, высасывающих все экономические соки занятых ими стран, под лицемерным предлогом приобщения их к высшей западной культуре" (1911. № 6-7. С. 288).

Более того, "Мусульманин" оказывается во власти парадокса, достаточно известного: отвергает "культурность" той самой культуры, которая, собственно, и рассматривалась как культура par excellence и которая, собственно, и породила сами ценности и понятия культурного развития. Идейно он фактически разделил известную позицию, исходившую из концепции нравственного вырождения Европы ^, но, кажется, вновь оголил костяк построения, сведя его с концептуального пьедестала на уровень само собою разумеющейся исходной посылки.

274 Образ ^gpугoro^ в Аультуре

По сравнению с домашней ситуацией, которую я описала сначала, здесь действует принцип Юпитера и быка: что хорошо делать "нам" тут - плохо делать "им" там и, например, характерное для народа здесь непонимание, на чьей стороне правда, которое "нам" следовало превозмогать, для народа там оказывается аргументом лживым:

"...ослепленные европейской культурой, наши политиканствующие единоверцы сами лезут в огонь и чуть ли не предлагают себя самих в жертву. Как хотите, приятно погибнуть во имя какой-то культурной идеи. Народ не понимает, что хотят сделать европейцы, и поэтому спрашивать его нет надобности. И мы видим, как бьются наши единоверцы, тщетно стараясь сбросить с себя скорпионов и других гадов, которые под видом смиренных друзей несут им гибель и рабство" (1911. № 21-22. С. 882).

Аналогично, то, в чем видят мнимую угрозу здесь, там - реальная угроза: так, "насколько фанатичен народ", у "нас" показывает страх его представителей, что "придут русские, построют часовню, обрусят их и т. п..." (1911. №4. С. 175). Зато применительно к европейцам подобное намерение мыслится вполне реальным и становится предметом злой иронии с обратным вектором: говорят, что, чтобы научить феллаха "идее взаимопомощи", "вовсе не надо ждать, когда темный египетский крестьянин объевропеится" (1911. №24. С. 1011).

Описываемое "дикарство" простого народа (служившее здесь причиной его фанатизма и обманутости муллами), там в духе концепции "естественного человека" свидетельствует о его высоких нравственных и душевных качествах, противоположных европейским (в цитируемом случае им тождественны христианские "):

"Сколько величия в этих немногих словах , и не позавидовал ли бы им любой христианин? Пусть история доказывает, что арабы родственны евреям ", пусть говорит, что ей заблагорассудится. Но несомненно одно: марокканцы - это благороднейший и великодушнейший народ среди всех других исповедующих Ислам" (1911. №2. С. 61).

Именно такой обращенной логике оказывается подчиненной, вписанной внутрь ее переворачивающей рамы, прямая логика критики европейцев, предполагающая, что они плохи таким же образом, как "наши" плохие, и использующая для их характеристики набор универсальных недостатков (набор, универсальность которого могла бы как раз создать противоположное описываемому впечатление последовательности этой критики). Можно видеть, как подспудное утверждение принципа "Юпитера и быка": "они неправы в том, в чем правы мы", - формирует этот набор:

"Положение европейцев в Марокко, главным образом в Феце, напоминает картину дерущихся собак из-за лакомой кости. Французы, немцы и испанцы наперерыв стараются втиснуть свои законы, глубоко уверенные, что от них марокканцам станет легче, что они будут в восторге походить на просвещенных людей. Французы, как народ в сущности пустоватый, горячатся и тем самым выдают себя

О. Ю. Бессмертная. Pyccka" kyAblypa в свете мусульманства 275

головой, испанцы с враждебной наклонностью к преступлениям против личности преимущественно из-за угла действуют всеми имеющимися средствами, не брезгуя даже предательством, одни хитрые немцы выбрали верный путь и, в душе презирая азиатов, ловко выдают себя за их друзей. Когда живешь на положении дикаря ^, удивительно как удобно наблюдать европейскую подлость" (1911. № 3. С. 110) ".