Одиссея авианосца «Энтерпрайз»

Трудно сказать, кому впервые пришло в голову ретранслировать радиосообшения между самолетами через корабельные громкоговорители. Имя этого умельца, к сожалению, не запечатлелось в анналах истории. Но как бы там ни было, с психологической точки зрения, это было одно из величайших изобретений, сделанных в годы второй мировой войны. Иногда воздушные бои разворачивались на значительном удалении от авианосца, однако, невзирая на расстояние, экипаж всякий раз оказывался как бы в центре драматических событий. Иными словами, это напоминало трансляцию по радио напряженнейшего футбольного матча. Хотя в действительности все обстояло куда более трагично — много трагичнее, нежели, к примеру, изнурительный поединок боксеров, схлестнувшихся, что называется, не на живот, а на смерть.

Во время воздушного боя, а иной раз до или после него, летчики общаются между собой по радиотелефонному каналу ближней связи. Подробно излагать порядок ее работы, к примеру, во время разведывательных  полетов, довольно скучно и утомительно. Другое дело — когда замечен неприятель. В принципе летчики переговариваются по специальному коду. За каждым самолетом закреплено женское имя. Например: «Эй, Агнесса, на связи Лили. В квадрате 280 засек японца, дистанция — три тысячи». Поимо опознавательного кода летчики используют профессиональный жаргон, совершенно непонятный человеку непосвященному. Зато в пылу сражения пилоты напрочь забывают про всякие коды — и называет все, в том числе самих себя, своими именами: «У ну-ка, отвали, Джо, эта штуковина — моя, сейчас я ей дам прикурить!..» Кроме того, на «Энтерпрайзе» слышали отборную брань и проклятия, а еще — свист и треск пулеметных очередей, насквозь прошивающих фюзеляжи самолетов, и грохот взрывов. То был, с позволения сказать, прямой репортаж из поднебесья над Кваджалейном.

Моряки стояли на верхней палубе «Энтерпрайза» и слушали затаив дыхание. Действительно странно — видеть, как «свои» бомбят Во-тье, и слышать, как то же самое происходит и на Кваджалейне. Механики и котельные машинисты, стоявшие вахту в машинном и котельном отделениях, тоже все прекрасно слышали. На современном боевом корабле у них по большому счету работы не так уж много — знай себе поглядывай на стрелки шкал и циферблатов манометров, следи за уровнем масла да время от времени подкручивай маховики и разные вентили. Американские моряки были неплохо подкованы по части радио, тем более что во время войны оно стало неотъемлемой частью их жизни. И механики с котельными машинистами слушали его, можно сказать, без отрыва от производства. За перипетиями воздушного боя над Кваджалейном следили и на камбузе, и на раздаточных, и в столовых. Коки, старшие вестовые и бачковые громко вскрикивали и разражались хохотом, когда угадывали, что «свои» сбили очередного «желто-пузого»... и разом смолкали, если не слышали переговоров между «своими» же и вместо родной речи из репродуктора доносились раскаты жаркого боя. Но самыми, пожалуй, внимательными слушателями были матросы из группы живучести и пожарной команды — им только и оставалось, что сидеть, облачась в огнеупорные комбинезоны и каски, делавшие их больше похожими на роботов, в глубоком чреве авианосца — у себя в полумрачных водонепроницаемых отсеках, ждать сигналов тревоги да слушать то, что происходило в двух сотнях километров от них.

* * *

У меня перед глазами лежит фотография атолла Вотье, снятая с борта разведывательного самолета через некоторое время после начала бомбардировки — когда в небо только-только потянулись редкие еще струйки дыма. По форме этот атолл напоминает банан — правда, изогнутый чуть ли не кольцом. На снимке четко видна лагуна, а в ней — пирс  и места якорных стоянок японских кораблей. Атолл сплошь покрыт густой растительностью — пальмами, кустарником и травой. Хорошо различимы и бетонные взлетно-посадочные полосы местного аэродрома. Строений практически не заметно. Должно быть, жизнь на атоллах, где японцы понастроили военных баз, была и правда несладкой. Каждая из них больше походила на муравейник, затерявшийся посреди бескрайней синевы океана, а обитатели его были сродни безропотным рабам, ворочавшим беспрерывно песок и бетон. К тому же японцы, страдавшие патологической шпиономанией, держали своих рабочих — а ими в основном были корейцы — в черном теле, с таким расчетом, чтобы ни один из них не вернулся на Большую землю и умер прямо там, не сходя с рабочего места.