Летом 1977 года навестить отца приехала Ольга Викторовна. Они провели несколько дней в Москве, а потом вместе уехали в Ленинград. Это была последняя поездка Яхонтова в родной город. Обществу «Родина» удалось устроить его в столь знакомой «Астории». Вместе с дочерью съездил он на могилу Мальвины Витольдовны. Но вот Олечка взошла по трапу на борт лайнера и уплыла домой, в Америку. При прощании оба остро осознавали, что больше не увидятся…
И как всегда, от грустных мыслей спасала работа. Сколько позволяли силы, Яхонтов писал в «Русский голос». Он понимал, что с его уходом газета ослабела. Тревожило и то, что на смену разрядке шла новая волна международной напряженности. Яхонтов был достаточно искушен в американской политической кухне, чтобы не схватывать мгновенно новые тенденции. К тому же он давно заприметил ставшего теперь помощником президента по национальной безопасности господина Збигнева Бжезинского с его оголтелым антисоветизмом и низкого пошиба русофобией. Пресса донесла известие о том, как заинтересовался «Збиг» этническим оружием, над которым вовсю уже работали фашиствующие ученые ЮАР, Израиля, а возможно, и других буржуазных стран. Бжезинский кричал на одном из заседаний, что ему позарез нужно оружие, которое убивало бы только русских, русских по национальности… И все же в повестку дня стало официальное признание паритета. Кто бы мог помыслить об этом в 1919 году? В 1946-м? Да и зачем забираться так далеко. Еще в 1968 году после президентских выборов Ричард Никсон напыщенно декларировал: «Не думаю, чтобы Соединенные Штаты могли позволить себе признать концепцию паритета с Советским Союзом». И вот — приходится признавать. Но внутри США — Яхонтов в этом не сомневался — такой поворот событий повлечет за собой возвышение правых, может быть, нечто вроде второго издания маккартизма. Но это уже злоба от бессилия. Главное — паритет признан! Он, Яхонтов, все-таки дожил до этого!
И пусть как заклинание повторяет президент Картер, что капиталистическая система не только самое правильное и справедливое устройство, но она «лучше всего способствует человеческой природе», это наиболее эффективный способ организации общества во имя общего блага. Но если это так, зачем тогда вся антикоммунистическая возня, зачем чудовищные траты на эту возню? Не получается, господин президент, арахисовый фермер из арахисового штата, а точнее говоря — прилежный выученик Трехсторонней комиссии. Сколько их было — готовых тем или иным способом сокрушить социализм, одолеть Россию. Все тщетно, господа. Тщетно морализирование Картера. Был уже такой, Вильсон, тоже моралист. Яхонтов приехал в Америку как раз при Вильсоне. А что, если попробовать написать статью, сопоставить этих двух «высокоморальных» президентов?
Он работал, напрягая слабеющие силы… Но всему на свете есть предел. 10 октября 1978 года на девяносто восьмом году жизни Яхонтов скончался. Гроб с его телом был установлен в конференц-зале общества «Родина». Проститься с покойным пришло много людей — начиная со старых знакомых еще по той, зарубежной, жизни и кончая молодыми соседями по дому.
Согласно завещанию Виктора Александровича его тело кремировали. Урну с прахом перевезли в Ленинград и захоронили на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, в одной могиле с Мальвиной Витольдовной.
4 мая 1979 года на могиле был установлен памятник — черная гранитная плита.
По преданию, Петр Первый выбрал это место для монастыря и собора потому, что именно здесь 15 июля 1241 года Александр Невский разбил шведов. Для каждого русского патриота Александро-Невская лавра — место особое. Оно названо именем одного из величайших героев отечественной истории. Здесь похоронены Александр Невский, Суворов, Ломоносов, Карамзин, Жуковский, Крылов, Гончаров, Достоевский…
И еще вспомним, читатель: имя Александра Невского носил тот полк, где служил когда-то Яхонтов, где стал он подлинным отцом-командиром для своих солдат. И они поднесли своему ротному при прощании адрес, который он пронес как реликвию через все свои скитания. Так высокой символикой наполнилось и место последнего успокоения Виктора Александровича Яхонтова.
На его могиле, на гранитной плите, кроме имени, отчества, фамилии и дат жизни, выбито три слова: ученый, писатель, патриот.
Жаль, что из-за юридической точности нельзя было выбить на плите еще одно слово — генерал. Формально он был генералом всего семь дней, но он останется в нашей памяти генералом. Вопросы, обращенные к нему из зала, начинались обычно со слова «генерал». Красным генералом называла его реакционная пресса. Наш генерал — говорили о нем в рабочих клубах.
Единственный вариант судьбы