Одиссея Гомера

Наши друзья носили Гомера на руках. «Не может быть!» — говорили они. Они тоже смотрели на Гомера, словно никогда прежде его не видели. Он был наш сорвиголова, наш супергерой, хотя, вероятно, сам Гомер никогда не связывал свою храбрость, проявленную той ночью, с полученными нескончаемыми банками рыбных консервов, фунтами пряной индейки и бочонками недорогой черной икры (которую он жевал весьма задумчиво: его притягивал рыбий запах, но смущала незнакомая консистенция). Скарлетт и Вашти, которым тоже доставалась доля от этих щедрот, также, по-видимому, принимали сие изобилие без удивления, согласные довольствоваться благами, которые Господь сподобился им ниспослать.

Думаю, что больше всего меня сводило с ума то, что я все время спрашивала себя: почему? Почему меня, почему мою квартиру? Но тяжелее всего мне было смириться с тем, что за всем этим обычно нет никаких «потому что». Вернее, вероятно, есть, поскольку все происходящее имеет причину, но ты так никогда этой причины и не узнаешь. А незнание не позволяет избежать повторения. Но незнание и освобождает. Мир может быть опасным и в нем может иногда встречаться зло, но поделать тут ничего нельзя, разве только жить дальше. И было бы глупо в дальнейшем не радоваться жизни.

Гомер по-своему понимал это с самого начала.

В конечном счете, когда потрясение, страх и гнев улеглись, когда Гомер снова был обычным котом, который боготворит резиновые ленты и совершает молодецкие набеги на книжные шкафы и посудные полки, у меня появилось два убеждения. Во-первых, я поняла, что мне удалось, как я когда-то решила, «поднять» Гомера. Гомер в самом деле был храбр и независим и не изуродован неверием в собственные силы. Я настаивала, что Гомер сможет позаботиться о себе, как любой другой кот. И вот, пожалуйста, — он это может. А еще он доказал, что при определенных обстоятельствах сможет также позаботиться и обо мне.

А еще в моей душе появилась благодарность, настолько большая и сильная, что в какой бы комнате мы с Гомером ни были, она словно присутствовала там, как третье живое существо. В темные предутренние часы, эдак в четыре-пять, когда даже такой курортный городок, как Саут-бич, затихал на ночь, мысли о том, как могла закончиться та, другая ночь, накрывали меня, словно морская волна. В глазах моих появлялись слезы, и я ближе пододвигала Гомера к себе, бормоча: «Спасибо Господу за тебя. Спасибо Господу за тебя, котеночек!»

Возможно, Гомер меня удивил, но нельзя было отрицать эти новые, более глубокие отношения между нами. Когда-то, давным-давно, я спасла Гомеру жизнь. И теперь, годы спустя, он спас мою.

Глава 16 Одинокая девушка и кошки

К матери против желанья ее пристают неотступно,

Как женихи, сыновья обитателей наших знатнейших.

Гомер. Одиссея

До того дня, как в квартиру ко мне вломился грабитель, у меня было одно-единственное свидание, когда я пустила в свой дом постороннего и мужчина на самом деле переступил порог моей квартиры. Он заехал за мной в четверг вечером, и я пригласила его зайти выпить чего-нибудь для настроения, прежде чем выехать в город. Оставив его в гостиной, я пошла на кухню готовить коктейли, а вернувшись, не поверила своим глазам: мой кавалер загнал Гомера в угол и… что есть мочи шипел на него. На мордочке кота застыл животный ужас, а уши стояли торчком — он пытался на слух определить, куда можно сбежать. Я едва не уронила стаканы.

— Какого…?!! — возмутилась я.

— Это не я, он сам ко мне подошел, — стал оправдываться мой кавалер. — Черные коты — они такие: приносят несчастье!

…Большинство людей относились к Гомеру бережно. Меньшинство, отличавшееся безучастностью, старалось просто не обращать на него внимания. Но ни разу еще в своей жизни я не встречала человека, который бы изо всех сил пытался напугать слепого кота! Мой внутренний голос возопил против увиденного, причем возопил с мамиными интонациями: «Да что же он за человек такой, если позволяет себе подобное?! Это кто же его воспитал?»

Первый — и единственный! — раз в жизни я пожалела о том, что я не мужчина. Потому что больше всего на свете мне захотелось размахнуться посильней и врезать ему как следует. Перед глазами промелькнула еще одна сладостная картина: я разбиваю стакан в стиле мафиози Сопрано,[13] разбиваю его не об пол, а у своего кавалера на голове. Мои руки сжались в кулаки с такой силой, что я уж думала, что получу обморожение — стаканы были доверху набиты льдом. Но я даже не повысила голоса.

— Этот кот здесь живет, — объяснила я. — А ты — нет. Поэтому вон из моей квартиры ко всем чертям! Чтоб и духу твоего здесь не было!!!