Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

— Мой дорогой, давай об этом тоже завтра? На свежую голову. Мое видение этой проблемы я также включу в проект общего договора. Кроме того, я покажу тебе карту, с моим предложением по разделению наших сфер влияния в мире после войны. Если ее нам все-таки навяжут. Как говорится, договариваться нужно еще на берегу, не возражаешь?

— И много еще сюрпризов меня там ожидает, вроде Мальты, мой дорогой?

— Не слишком. Разве что Вильфранш и Бизерта. Но не волнуйся, на Гибралтар я не претендую, — Николай расхохотался, наблюдая за вихрем противоречивых чувств, отразившемся на лице Вильгельма, — Ты чем-то не доволен, Вилли? В конце концов, у меня же до сих пор нет ни одной приличной резиденции в Средиземноморье! Сам-то ты прекрасно обосновался на Корфу, принимаешь гостей, в том числе и венценосных, в своем Ахиллеоне. Понаставил там кучу статуй греческих героев. Только вот русским морякам и Федору Федоровичу Ушакову, бравшим этот остров и его крепости с моря дабы изгнать оттуда французов, памятника до сих пор так и не воздвиг…

А сейчас, пока не стемнело и ноги держат еще твердо, не пройтись ли нам с тобой по кораблю? И, кстати, не расстраивайся так сильно по поводу нового английского линкора. В конце концов, Фишер сам в одночасье обнуляет свой «двойной стандарт». Но на старте новой гонки — все равны, — в руке Николая звякнул колокольчик.

— Сначала, мой дорогой, давай, как у вас говорят — на стремя. За твою победу!

— За нашу, Вилли! За будущую НАШУ победу…

Глава 2 Утро нового Мира

03.03.1905 г., Владивосток.

Над будущей столицей Тихоокеанского края, а именно так через пару десятков лет будет названа административно-территориальная единица Российской империи, куда кроме Дальнего Востока войдут еще и Маньчжурия с Кореей, вставало Солнце. Огромный золотой диск светила еще не полностью поднялся из-за вершин заснеженных сопок, но уже наполнил своим победным сиянием бархатную синеву бездонного мартовского неба и город, раскинувшийся под ним. Лишь в складках лощин, да меж сугробов у западных стен домов на сбегающих к заливу улицах, настороженно затаилась стылая предутренняя мгла.

С ночи подморозило. С труб домов, мастерских, а также множества кораблей и судов, заполнивших Золотой Рог, к небесам тянулись струи белого, сизого и бурого дыма. В самом же заливе яблоку было негде упасть. Такого столпотворения на своем рейде здесь не видели никогда. Что и понятно: кроме шести черноморских броненосцев, нескольких заслуженных балтийских «пенсионеров», да отряда контр-адмирала Веницкого, ведущего во Владивосток из Вэй-Хайвея интернированные там после Шантунгской битвы корабли, тут собрался едва ли не весь остальной российский военный флот.

Возвышаясь над темно-синей водой, покрытой белыми оспинами ледяного крошева, выстроившись в три линии, гордо стояли, приковывая к себе восторженные взгляды с берега, вернувшиеся с войны корабли-победители. Их выкрашенные в темно-серый боевой цвет борта кое-где пестрели пятнами свежей краски на местах временно заделанных деревом пробоин, у ватерлиний была видна ржавчина и темно-кровавые полосы там, где льдины содрали до сурика верхний слой краски, а на расчехленных хоботах некоторых орудий еще темнел пороховой нагар. Время наведения всеобщего марафета пока не пришло. Как и самим кораблям, так и их людям, нужен был отдых…

Лениво покачивались на бочках и дополнительно заведенных якорях могучие эскадренные броненосцы с флагманскими «Потемкиным» и «Цесаревичем», которых по приказу Алексеева поставили прямо напротив Адмиральской пристани. За ними дымили четырехтрубные громады уже родных для всех владивостокцев «больших фрегатов». По поводу прибытия из Мукдена фельдмаршала Гриппенберга, «Громобоя» и «Россию» отвели от заводской стенки, где обоим до сих пор еще латали шантунгские раны, — командующий Маньчжурской армии вознамерился лично посетить самые героические корабли флота. Броненосные крейсеры стояли в компании с привлекавшими всеобщее любопытство трофеями — бывшими «чилийцами» «О'Хиггинсом» и «Эсмеральдой».

Позади них, во второй линии, расположились изящные «летучие», — бронепалубники Грамматчикова во главе с «Варягом», «Аскольдом» и «Богатырем». Чуть дальше были видны «Память Азова» и «Светлана» под великокняжескими штандартами, а за ними — герои Осаки и Сасебо: ББОшки и «Егорьевские рысаки». В третьей, самой дальней линии, затмевая всех своими размерами, многопалубной стеной возвышались огромные корпуса крейсеров-лайнеров Гвардейского конвоя, а почти у самой набережной, перед всем этим великолепием парада больших кораблей, разобравшись по отделениям, теснились стоящие кормой к берегу многочисленные миноносцы и истребители.