Одиссея капитана Сильвера

Свежеиспечённый «братец» добросовестно проорал все пункты, переводя дух после каждого, и добрался до конца. Далее следовали четыре четкие, вполне читаемые подписи, одну из которых вывела та же рука, что и сами пункты. Остальные имена, изображенные с разной степенью неумелости и безграмотности, чередовались с десятками, а то и сотнями крестиков, затейливых загогулин и рисунков. Рыбки, птички, слоники, обезьянки… — целый зоопарк. Явления общественной жизни представляла виселица с повешенным. Кто-то ностальгически изобразил сельский домик. В символике преобладали череп и скрещенные кости, подобным же образом расположенные мечи, шпаги, бердыши, мушкеты… Англичанин задержал взгляд на мастерски выполненном автопортрете размером с пенни, не уступающем работе лучших лондонских карикатуристов. В этом неграмотном художнике погиб несомненный талант. Погиб в буквальном смысле слова, ибо портрет и приписанное к нему, как и ко всем остальным меткам, имя аккуратно, по линеечке вычеркнула красными чернилами чья-то заботливая рука, указавшая тем же красным цветом и дату гибели. Много, много строк в списке перечеркивала узкая кровавая полоска.

Англичанин вздохнул, поднял перо, погрузил его в чернила и на мгновение замер. Англичанин он лишь наполовину. Отец его, португальский моряк, женился на англичанке и поселился в Бристоле. Сын его статью и силой удался в отца, от матери унаследовал цвет волос и кожи. Он удрал из дому в тринадцать лет, спасаясь от отцовского ремня; моряцкому ремеслу учился у других.

Отец дал ему имя Жоао де Сильва. Многие «патриоты» воротили носы от такого имени, но он не находил оснований стыдиться. В отличие от своих соотечественников, Жоао не считал иностранцев, иноверцев и иноплеменников ниже себя лишь на том основании, что они отличаются от него обличьем. Ведь в Святой Книге указано — «человек слаб», без уточнения рода и племени. А жизнь морская показывала, что главное в товарище по команде — как он себя ведет, когда разыграется стихия. И опыт научил Жоао, что в этом вопросе ни национальность, ни раса, ни вероисповедание роли не играют. Но откуда он родом, уроженец Бристоля тоже не забывал, а посему, вздохнув для верности еще разок, решительно подписался: «Джон Сильвер».

Глава 2

4 января 1749 года. Карибское море. Борт боевого судна Его Величества «Элизабет»

Капитан Спрингер с трудом сдерживал гнев.

— Лейтенант Флинт, — процедил он сквозь зубы — клянусь, если я еще раз услышу эту байку, то закую вас в кандалы.

— Ну, если так… — покачал головой Флинт, — то молю Небо, чтобы вас постигло такое же проклятие, как меня. Четыре года с Энсоном, цинга, крушение надежд и корабля, скорби и болячки… А хуже всего — глядеть, как в Лондоне выгружают тридцать два воза золота, и знать, что ни пенни тебе не обломится!

Спрингер искоса осмотрел квартердек. [15]Мичмана и матросы себе на уме, тоже косятся, глядели исподлобья. Мистер Бонс, первый помощник Флинта, буквально поедал лейтенанта взглядом, как будто ждал от него приказаний. На душе у Спрингера кошки скребли. Бонс предан Флинту до мозга костей. Хорошо, хоть сержант морской пехоты Доусон держится капитана. И Доусон эту перебранку при команде явно не одобрял.

— Мистер Флинт, — капитан выразительно посмотрел на лейтенанта. — На пару слов.

Спрингер отвернулся и отошел к подветренному борту, где остановился, поджидая Флинта. Капитан, конечно, старый морской волк. Неуклюжий, тяжелый, уже почти старик, с брюзгливо отвисшей нижней губой и водянистыми светлыми глазами. Щетина на физиономии такая, что никакая бритва не одолеет, Флинт же — гладкий кот, смуглоликий, за итальянца можно принять. Походочка пружинистая, улыбка лучезарная. Худощав, подтянут, роста среднего, но всем кажется высоким. В общем, мастер пыль в глаза пустить, фанфарон.

Вот они друг напротив друга, сцепились JB споре. Оба в синих длинных сюртуках с начищенными до блеска латунными пуговицами.

Сюртуки — символ их положения. Поношенные, залатанные, вылинявшие на солнце, сшитые из тяжелой шерсти, не подходящей для тропиков. Но это форменная одежда А все остальное — сплошная отсебятина. Щтаны, рубахи, башмаки, а пуще всею широкополые соломенные шляпы, защищающие от солнца. Лишь по сюртукам сразу видно, что они офицеры морской службы Его Величества короля Георга Второго. «Элизабет» вышла в море с недоукомплектованной командой, они оба — единственные на борту штатные офицеры. И спорить при всех — чистой воды безумие.

— Мистер Флинт, — снова повернулся к лейтенанту Спрингер. — Остерегитесь. Если мы продолжим в том же духе, дисциплине на борту конец. Я твердо намерен выполнять приказ и следовать в Сан-Бартоломео…

— И проворонить колоссальную добычу! — завершил Флинт фразу капитана. — Мы назвали эту калошу «Элизабет», но она всегда именовалась «Изабелла ла Католика», и как была, так и осталась испанской во всем, от килях [16]до клотика. [17]И надо это ее обличье использовать. Мы же к любому испанцу подойдем вплотную…

— Но мы с «донами» больше не воюем, черт бы вас подрал! Уж скоро год…