Ограниченная управляемость корабля машинами, чем его командир Такеноучи занимался в первый раз (в этом тоже потренироваться не успели), не позволяла "Фусо" занять место в строю. Вернее на броненосце даже подняли сигнал "Возвращаюсь в строй", но глядя на резкие рыскания "Фусо" на курсе Того отдал приказ "держаться за линией до восстановления нормального управления" и "Камимуре перенести флаг на "Конго". Что младший флагман и проделал с риском для жизни, как своей, так и офицеров штаба. Это стало очевидно, когда на изрядно поврежденном катере он подошел к неподбойному борту "Конго", сбросившего ход до десяти узлов, но не застопорившего. Слишком велик был риск отстать от колонны броненосцев и оказаться один на один, ну, почти один на один, ведь "Фусо" пока нельзя было считать полноценной боевой единицей, с тремя "Пересветами" и тремя броненосными крейсерами Руднева. Однако, слава богам, и вице-адмиралу и всем остальным его спутникам удалось подняться на борт "Конго" благополучно.
Если бы командующий Соединенным флотом владел русским языком, он бы, наверное, добавил к приказу "Фусо" о выходе из линии "от греха подальше". Риск столкновения шатающегося подобно алкоголику "Фусо" с другим кораблем был неприемлемо велик. Почти не понеся потерь в артиллерии, вполне боеспособный корабль почти весь бой провел в "своем углу", вернее - за хвостом своей боевой линии. Впрочем, это не помешало его артиллеристам нанести русским весьма чувствительный урон.
В контраст ему, однотипный "Конго", с тем же, если не худшим уровнем подготовки команды (часть отпущенного на принятие корабля времени ушла на подгонку и установку "не родного" вооружения), неплохо стрелял и стойко терпел ответный огонь. Несмотря на взрыв в каземате среднего калибра, он продолжал идти в составе эскадры в течение почти всего сражения. Правда, во второй фазе боя, став флагманом второго боевого отряда, его командир запросил разрешение выйти из строя для починки повреждений, но получил отказ от Камимуры. Поврежденный, но не побежденный, "Конго" стойко последовал со своим флагманом к ожидавшей их общей судьбе...
"Так... - размышлял Хейхатиро Того, - "Броненосные крейсера против броненосцев долго не продержатся"... Ямомото Гомбей как всегда прав. Он всегда прав! Но у меня нет десятка нормальных броненосцев! И в создавшейся ситуации мои артиллеристы вполне уже могли бы пустить на дно один - два "пересвета", или выбить пару русских "стариков" из линии. Увы, счет пока открыли они. Если сейчас повести охват концевых в русской колонне, "петропавловски" с такого расстояния выбьют для начала наши броненосные крейсера...
Нет, все, пора разрывать дистанцию, как показал печальный пример "Токивы", колонны сблизились чрезмерно. Хоть мы и пристрелялись, - половина русских кораблей горит, и то на одном, то на другом замолкают орудия. И передать сигнал о повороте довольно сложно - стеньга фок мачты "Микасы" снесена за борт, и радиорубку нам только что разнесло, сейчас она выгорает как помойный ящик от случайного окурка..."
Наконец сигнальщикам "Микасы" на грот мачте удалось поднять предварительный сигнал "к повороту на правый борт все вдруг". Сигнал запоздал буквально на пару минут...
Огонь японцев все больше корежил и ломал старые русские броненосцы. На "Петропавловске" погреба кормовой башни постепенно затоплялись водой, через пробоину от взорвавшегося в кормовой оконечности крупного фугаса. Башня вновь прекратила огонь. В батарее левого борта весело рвались русские же снаряды, охваченные огнем пожара. А спустя пять минут десятидюймовым снарядом с "Якумо" добило-таки кормовую башню - она не могла больше вращаться. Оставшись с одной башней главного калибра, и получив рапорт об остаточной непотопляемости в 60 процентов, Григорович приказал временно выйти из строя, с флажным сигналом об этом "Святителям". Именно этот приказ, предписывающий командирам корабля "выходить из линии на не обстреливаемую сторону для ремонта угрожающих остойчивости пробоин" спас русских от больших потерь в кораблях линии. Но зато после боя в Артуре было не протолкнуться от броненосцев в разной степени повреждения.