Одиссея мичмана Д…

Лихорадило. Выпил «кофе» и уснул.

Пришла Е. К. Леонтьева (Елизавета Карловна, врач-хирург, друг нашей семьи), променяла у Ани 250 гр. отрубей на 1/2 литра керосина.

Е. К. говорит, что на аэродром доставлено много продуктов, но их не могут вывезти - нет транспорта.

Идут слухи о взятии Пскова и Новгорода. А радио 5-й день молчит, газет нет.

Пятница, 30.1.42…»

Чистый лист.

Сын продолжил дневник отца, как продолжил и его дело - историка флота. Дальнейшие записи сделаны рукой Андрея Леони довича Ларионова.

«31 января 1983 г. Вот уже сорок один год нет на свете моего отца. Недавно среди бумаг моей матери, Ларионовой Веры Андре евны, умершей 11 сентября 1976 г. от рака, я нашел несколько писем, отправленных из блокадного Ленинграда на Урал большому другу нашей семьи Ольге Викентьевне Петрусевич. Письма эти она вернула маме в начале 1970 г., в один из своих приездов в Ленинград из Куйбышева, где живет еще и поныне (ей 90-й год).

В письме, датированном 23 ноября 1942 г., я прочитал скупые строчки о гибели отца: «Мы с Андреем остались одни-одинешеньки на белом свете. Нянюшка умерла 6.1, Леонид 6. II, бабушка и наша домработница Маруся - обе 7. IV. Бабушка - дома, Маруся - в больнице. Бедная бабушка ужасно мучилась 2 месяца, была больна жутким поносом… Такая она была хорошая всю жизнь - за что ей такой тяжелый конец?

А нянюшка и Леонид - оба тихо заснули.

Нянюшка, та хоть болела, подряд три воспаления легких, а Леонид уснул после завтрака, чтобы уже никогда не проснуться. Умер он, видимо, от сердечного припадка, но, конечно, был очень истощен, и у него была цинга. Я до сих пор не могу примириться с этой нелепой смертью, так она была неожиданна и внезапна!…»

Предельно скупые строчки материнского блокадного письма заставили меня вспомнить с возможными подробностями те страшные февральские дни… Потеря отца, которого я очень любил, хотя и доставлял ему много огорчений, произвела на меня настолько сильное впечатление, что все связанное с его последними днями неизгла димо врезалось в мою память…

…Первые дни февраля 1942 года отец плохо себя чувствовал. Истощенный до предела, он постоянно жаловался на боль в ногах. От цинги у него по икрам пошли страшные красные пятна - пред вестники язв… Кроме того, он часто жаловался на боли в сердце. Но, несмотря ни на что, отец почти ежедневно брился, пристраиваясь либо у коптилки, либо у уцелевшей форточки. Остальные стекла были выбиты снарядом, попавшим в наш дом, и их место заняла фанера.