Одиссея Пола Маккартни

Долгое время наши отношения были именно такими, «чушь собачья» действительно самое подходящее для них название. Но в конце концов мы поняли одну простую вещь: если мы хотим сохранить дружбу, ни в коем случае нельзя произносить слово «Эппл» — мы от него заводились, как автомобиль от стартера. Мы могли болтать о чем угодно: о моих детях, о кошках, которыми Джон заполонил квартиру, о музыке, единственным табу был «Эппл». Наконец, мы даже сообразили, что есть люди, которым выгодно сохранить наши взаимоотношения в таком виде, в каком они были в самые худшие времена. Об этом первым сказал Джон. Он позвонил мне глубокой ночью и мрачно пробурчал: «Знаешь, если тебя накручивают против меня так же, как меня против тебя, то вовсе не удивительно, что мы ведем себя как кошка с собакой», и, немного посопев, положил трубку. Это было за два месяца до… как жутко звучат эти слова… до его смерти. Я до сих пор не могу поверить. Трудно свыкнуться с мыслью, что его больше нет.

Но я по крайней мере рад, что он был счастлив в последние несколько лет своей жизни. Вообще — то, он был очень теплым человеком, наш Джон. Он снимал свои очки — забавные, старомодные стеклышки, подслеповато щурился и говорил: «Ну, вот и я». Они были как стена, понимаете? Что — то вроде защитного экрана. И в те моменты, когда он убирал защиту, я боготворил его. Наверное, мы причинили друг другу немало зла, но мы не были подонками, как некоторым хочется нас выставить.

Недавно я листал буклет, который выпустила фирма «Эппл» к двадцатилетию образования «Битлз». В руки мне попал личный экземпляр Джона с его пометками на полях. Довольно любопытная вещица. Я перелистывал страницы, и у меня щемило сердце — некоторые фотографии были такими трогательными. Правда, Джон сопроводил иные из них своим комментарием: на фотографии, под которой была подпись «Свадьба Пола и Линды», он зачеркнул слово свадьба и написал сверху похороны. Другая фотография называлась «Пол приехал в Голливуд», ниже рукой Джона написано: «Чтобы вырезать Джона и Йоко из фильма». Его навязчивая идея. Он считал, что я, Джордж и Ринго недовольны тем, что Йоко снялась в нашем фильме «Let It Be», и пытаемся сократить сцены с ее участием. В чем — то он был прав — Йоко не имела никакого отношения к группе «Битлз», несмотря на то что стала женой одного из нас, и мы все не видели необходимости в ее крупных планах: в конце концов, фильм — то был о «Битлз»! Но Джон настаивал, и она попадала в кадр. Даже чаще, чем Ринго. Но что было, то было, никому и в голову не приходило переделывать из — за этого фильм, а Джон продолжал кипятиться еще десять лет. И в то же время он никогда не был злопамятным — это что — то другое. Джон был действительно хорошим человеком, но очень крикливым. Потому мы его и назвали лидером группы, что он кричал громче всех.

Людям нравятся дурные мальчишки. Им нравятся Стив Маккуин [54], Ли Марвин [55]… Крутые парни. Я никогда не был таким. Мне не нравятся драки, я никогда не был хорошим драчуном, поэтому я всегда старался избегать их. У Джона было много проблем. Думаю, что моя жизнь была гораздо легче, чем его. Отец оставил его, когда ему было три года, через несколько лет мать погибла под машиной у двери своего дома, его первый брак распался… У него была очень тяжелая жизнь. И он превратился в плохого мальчишку, в крутого парня из фильма. Людям это нравится: их привлекает Хемингуэй [56] со всей жестокостью боя быков, убийством, выпивкой и т. п. Их привлекает взбешенный слон. Если ты видишь фильм, в котором появляются два слона, и один просто прогуливается и время от времени трубит, то ты говоришь: «не симпатичный»? Но если врывается, как молния, другой слон, все давит, рушит — фильм хорош. На самом деле, если подумать, это настораживает. Довольно пугающая черта нашего общества. Когда кто — нибудь совершает одно из страшных убийств, когда типы с автоматами врываются в закусочную или школу, это вызывает обожание. Однако меня такое никогда не привлекало. Я был совсем иначе воспитан. У меня было очень счастливое детство. Единственная моя трагедия — смерть моей матери, когда мне исполнилось четырнадцать лет [57]. Событие, которое, несомненно, сделало меня более суровым, чем я был прежде. Но до этого у меня было действительно, в некотором смысле идеальное детство.