Одиссея "Варяга"

       Когда он приказал флагманскому штурману отряда крейсеров, лейтенанту Иванову 11-му, рассчитать место установки маяков-обманок, то готовился встретить возражения в духе: "Так не воюют". Но, вопреки опасениям адмирала, тот с энтузиазмом взялся за это непростое дело. И в течение всей войны во Владивостоке с наступлением ночи, если с моря не ожидалось своих судов, все настоящие маяки выключались. И вместо них начинали работать ложные, расположенные на сопках в глубине берега. Результат превзошел самые смелые ожидания.

       В итоге трофеями русским достались один покореженный камнями и подрывными патронами эсминец, куча мин, которые то и дело взрывались в прибое, и система "салазок" для их постановки с миноносцев на большой скорости.

       В следующий выход крейсеров-купцов все они во время своего крейсерства столкнулись со своими японскими коллегами. Более тихоходные, чем свои японские визави, "Сунгари" и "Обь" не могли ни до темноты оторваться от японцев, ни приблизиться к ним на расстояние действенного артиллерийского огня. Их спасло только то, что у японцев не нашлось нормальных орудий для вооружения своих вспомогательных судов. Пары снарядов из шестидюймовок "Оби" хватило для того, чтобы преследующий ее японец, вооруженный парой 120-мм пушек старого образца, держался на приличном расстоянии. [72]Но окончательно оторваться от него удалось только в темноте. Учитывая, что все это время японец что-то передавал по беспроволочному телеграфу, Капитонов решил, что оставаться у переставших быть гостеприимными берегов Японии ему не стоит и вернулся во Владивосток.

       За весь поход "Обь" и "Сунгари" утопили всего три рыболовных шхуны, зато "Лене", ходившей на войсковые коммуникации, опять было весело. На ее пути попался транспорт, эскортируемый даже не вспомогательным крейсером, а просто шедший в паре с угольщиком, на которого "на всякий случай" поставили несколько орудий, бывших в Сасебо на длительном хранении по старости.

       На этот раз на стороне русских было не только преимущество в весе залпа, но и более высокая скорость. Казалось бы, судьба обоих японцев предрешена... Но самураи уперлись. Раз за разом японский вспомогательный недокрейсер становился на пути своего русского полноценного коллеги. Он был вооружен всего лишь парой старых армстронговских шестидюймовых орудий и полудюжиной абсолютно бесполезных полевых трехдюймовок. Эти пушки должны были впоследствии усилить артиллерию японской армии в Маньчжурии, а на пароходе были установлены на случай подавления огня с берега при высадке. Но "Лена" за три часа не смогла, ни утопить его, ни отогнать, ни просто пройти мимо и добраться до охраняемого транспорта.

       В результате бой закончился вничью, которую обе стороны объявили своей победой. Японцы искренне считали ее своей, так как транспорт со снарядами дошел до Кореи, русские своей, так как японский вспомогательный крейсер после боя был на грани затопления и до Чемульпо дошел на последнем издыхании.

       Однако приватно Руднев дал совсем другую оценку боя. Он долго отчитывал Берлинского за неполную реализацию возможностей первого выхода и полный провал второго. Если бы Берлинский промолчал или пообещал исправиться - он мог бы покомандовать "Леной" еще, дорасти до капитана первого ранга и сделать блестящую карьеру. Однако он стал жаловаться, что одинокой "Лене" в Цусимской проливе опасно, что состояние механизмов его корабля не позволяет ходить в крейсерство, и что сама идея вспомогательного крейсера ему не по душе.

       Наступив на любимый мозоль Руднева, бывший командир "Лены" получил новое назначение - следующие пять лет он провел в теплых водах Каспия, командуя флотилией пограничных катеров. И все пять лет он судорожно, в редкие моменты трезвости, размышлял, пытаясь понять - зачем тут нужен целый капитан второго ранга, когда и лейтенанта-то было бы многовато?

       Берлинского Руднев (из крайности в крайность) заменил на одного их самых недисциплинированных лейтенантов с "России", Рейна, которому грозило списание на берег за пререкания с начальством. Сначала Руднев просто положил под сукно рапорт командира крейсера Арнаутова, решив лично разобраться в причинах "художеств" молодого офицера. А разобравшись, действительно снял его с "России", но лишь для того, чтобы поручить самостоятельную и ответственную задачу. Комментируя свой выбор, Руднев невозмутимо заявил, что "так мы же его к берегам Японии и посылаем, чтобы он там хулиганил" и добавил загадочно, но сурово: "У меня не забалует".

       ****

       В следующий выход Руднев вышел в море сам, на "Богатыре". Он решил, что если японцы начали столь широко применять для патрулирования свои вспомогательные крейсера, то настало время переходить к тактике терор-групп. Заодно он хотел проверить столь соблазнительно выглядевшую на бумаге тактику охоты "тройками на живца".