Одиссея "Варяга"

       Да и не только молодых. Покинув общество "больших начальников", обычно собиравшихся в центральном ресторане "Саратов", в сию заводную и веселую компанию перекочевали полковники Ирман, Третьяков, подполковник Рашевский и некоторые их офицеры. Из крепостных артиллеристов завсегдатаями стали капитаны Гобято и Коровин с Электрического утеса, поручик Люпов с Золотой горы. Ну и, естественно, моряки. Среди них выделялись кавторанг Лутонин, лейтенанты Рощаковский, Тырков, Непенин, Буцко и Бестужев-Рюмин, флаг-офицеры Макарова Дукельский и Кедров, кавторанги Васильев, Русин и Лебедев 2-ой, несколько офицеров с "Новика" во главе со своим отважным командиром Николаем Оттовичем фон Эссеном, а так же многие из командиров и офицеров "своры легавых" - артурских миноносцев, во главе с вечно чуть ироничным Юрасовским, заводным Малеевым и остроумным Сергеевым.

       На то, что иногда там изрядно шумели, а порой даже постреливали на заднем дворе, и Гантимуров и Микеладзе закрывали глаза, поскольку как и за фон Эссеном, за лейтенантом Василием Балком уже прочно закрепился имидж макаровского протеже. И не удивительно, ведь "беспокойный адмирал" лично предоставил означенному лейтенанту особые полномочия при проведении работ на "Фусо", вплоть до отдачи прямых распоряжений начальнику порта и мастерских! Сие беспрецедентное свое решение, шутка ли - лейтенант указывает контр-адмиралу, Макаров откомментировал штабным и Григоровичу коротко и просто: "Времени у него нет, господа, копаясь на этом "Фусо" треклятом, по инстанциям с бумажками туда-сюда бегать. Что скажет - считайте я так и приказал!"

       Вторая часть фразы Макарова быстро стала достоянием артурского общества. А уж когда в один из вечеров Макаров на пару с Кондратенко сам прикатил "о том, о сем покалякать, да послушать какие Вы тут песни поете", за завсегдатаями этих посиделок прочно закрепилось прозвище "Макаровской банды"...

       Была, кстати, у "балковских вечеров" еще одна особенность, позволившая посвященным сделать вывод о том, что адмирал Макаров не только был прекрасно осведомлен о формах досуга наиболее активной части своего офицерства, но и негласно тому потворствовал. Действительно ли существовал его устный приказ отправлять с кораблей эскадры не абы как, а по графику, десяток наиболее шустрых и боевых матросов с парой таких же бравых унтеров по вечерам менять прислугу в заведении и прислуживать господам офицерам, попутно присматривая за чужими и скоренько их выпроваживая, доподлинно не известно. Но в итоге лишние уши так и не услышали практически ничего, что говорилось, шепталось или выкрикивалось за этим столом. А из тех нижних чинов, что потрудились вечерами в указанном заведении, больше половины оказались потом в числе двухсот добровольцев, что были внесены Балком в списки довольствия первых двух рот морского спецназа...

       Очевидный душевный подъем в среде деятельной части офицерства Артура, наметившийся с появлением в крепости полулегендарной фигуры "первого абордажника флота", конечно же был замечен и женской половиной крепостного общества, как без этого... Но, увы, в большинстве женских сердец той же возрастной категории, поселились лишь грусть и ревность. Виной всему была эта рыжеволосая стервочка Гаршина, которая каким то непостижимым образом сумела приворожить к себе героя с "Варяга", причем при первом же его появлении в крепости! И теперь Балк кроме нее, своих офицеров-собутыльников и этого проклятого японского металлолома под Тигровым хвостом не видел ничего в упор. И никого...

       Некоторым слабым утешением служило то, что, похоже, больше всего внимания он уделял все-таки именно металлолому...

       ****

       Безупречно точный английский хронометр показывал пятнадцать минут шестого, когда утром 6-го июля артурский тралящий караван вышел на внешний рейд в полном составе. "Что-то непривычно рано они вылезли сегодня", отметил про себя господин Люшеньго, отмеривающий свою вторую утреннюю тысячу шагов...

       Содержатель известного китайского ресторана "Тайпын", владелец трех джонок и вполне современного склада, весьма уважаемый как у китайской части населения города, так и у новых властей, купец Люшеньго прослыл не только серьезным и порядочным деловым партнером. Вдобавок ко всему он являлся еще и живым воплощением конфуцианства и даосизма. В отношении гармонии человека и природы, в частности. А проще говоря - умел следить за здоровьем. Ежедневно, в любую погоду, на рассвете господин Люшеньго отправлялся на пешую прогулку - "семь тысяч шагов по пути Дао", как сам он ее называл. Возможно, именно эти прогулки и позволяли уже не молодому вдовому китайцу, живущему в Артуре более двадцати лет, поддерживать себя в прекрасной физической форме.