Помимо рек, это название прилагалось и к отдельным населенным пунктам. Они известны в Белоруссии и под Новгородом. Близ северной столицы Руси это название упоминается в летописи под 1352 г. в связи с возведением там храма: «Того же лета постави владыка Моиси церковь камену въ имя святыя Богородицы Успение на Волотове»{677}. Там же, на Волотовом поле близ Волхова, в курганах, по более позднему преданию, были захоронены новгородские богатыри и правители, в том числе и легендарный Гостомысл, дед Рюрика. Это чрезвычайно устойчивое предание бытовало в Новгороде еще в XIX в., когда любознательный архимандрит Макарий записал следующее объяснение данного названия: «Причина, почему Успенская церковь зовется на Болотове, заключается в том, что здесь полагают местопребывание бывшему у славян-язычников идолу Велесу или Волосу, подобно как на Ильмине при истоках Волхова было пребывание другого языческого идола Перуна. В память этого места, язычники погребали здесь своих князей и богатырей. Доселе указывают к юго-востоку саженях в 20-ти от церкви на холме, насыпанный над могилою князя славного Гостомысла будто бы пригоршнями новгородцев, чтивших память своего любимого старейшины…»{678} Город Волот в Новгородской области до сих пор носит это название, менее значительные населенные пункты называются Волотово, Велетов, Волотя, Велетя и т.д. В писцовых книгах XV в. упоминается деревня Болотова Гора в Деревской пятине и Волотово — в Шелонской{679}. Похороны деда Рюрика на Волотовом поле, равно как присутствие волота в качестве воеводы в дружине основателя русской княжеской династии, позволяет отметить еще один аспект в истории о призвании варягов. Из истории западных славян хорошо известно, что ободриты и велеты то ожесточенно враждовали друг с другом, то заключали между собой союзы. Археологические материалы показывают, что в заселении севера Восточной Европы приняли участие выходцы из обоих этих племен. Очевидно, что на своей новой родине они вряд ли забыли свою старую вражду и это обстоятельство вполне могло усилить накал межплеменной войны, вспыхнувшей на севере Руси после изгнания варягов. В свете этого брак дочери старейшины ильменских словен, имевшего какое-то отношение к волотам, с ободритским князем, равно как и присутствие волота в качестве воеводы у Рюрика, является попыткой путем династического брака и участия представителей обоих племен в руководстве прекратить старую вражду ободритов и велетов на их новой родине.
Следует отметить, что в духовном стихе о «Голубиной книге», восходящему к западнославянскому сакральному тексту о происхождении Вселенной и человеческого общества, одним из главных действующих лиц выступает царь Волотоман. Обратим внимание на еще один мифологический сюжет, связанный с волотами: «Как повествуется в украинских преданиях, один из “велытней” взял пахаря вместе с сохой и волами на ладонь и принес отцу: “Iден велитень i надибав десь нашого плугаря з волами, з плугом i погоняем; та як надибав iх, так i забрав усих на ладоню, тай приносить до тата: “А подивись, каже, тэту, як) я надибав мышенята!” Реминисценции этих представлений сохраняются и в северорусских преданиях: “Необычайной силой отличался также и брат деда, Николай Ильич, он не ходил на боротье, только крестьянствовал очень хорошо. А когда приходили борчи, то он на долонь посадит и поносит борчато”. В других преданиях великан (велыт) положил пахаря вместе с волами и плугом себе на ладонь (на прыгорщи)»{680}. Очевидной параллелью к этим общевосточнославянским преданиям является былина о Святогоре, положившего Илью Муромца вместе с его конем к себе в карман. Из этого сопоставления следует, что и сам Святогор был велет-волот. Помимо очевидного сходства сюжетов текст целого ряда вариантов данной былины так описывает исполинского богатыря:
Мы видим, что былина точно так же характеризует Святогора, как летописец — дружину Рюрика, используя слова «чюдный» и «дивный». Однако, когда Илья Муромец обращается к нему, он использует только последний эпитет: