Одиссея Василия Кука

В 1986-м в Минске прошло закрытое заседание военного трибунала. Васюра и его подручный Мелешко получили высшую меру наказания, остальные каратели — длительные сроки заключения. Некий Катрюк, «косивший» из пулемета «МГ» людей, вырывавшихся из пылающего амбара, несмотря на неоднократные требования СССР к властям Канады, так и не был выдан правосудию. Минскому процессу «Известия» собирались посвятить целую полосу. Но по распоряжению первых секретарей ЦК Компартии Украины и Белоруссии информация о судебном заседании была засекречена — решили, что это омрачит «братскую дружбу народов СССР». Правда, после кровавых Сумгаита и Ферганы, Карабаха и Таджикистана, Чечни и Абхазии приходишь к выводу — правы в этом были «партократы». Джинна иррационального межнационального противостояния ни в коем случае нельзя выпускать на свободу…

По подсчетам современных историков, с оккупантами сотрудничало 1,2 - 1,6 млн. советских граждан, из них 215 тыс. - непосредственно пребывало в боевых формированиях противника. Конечно, и сейчас большое значение имеет проблема мотивов перехода на сторону врага, ибо, по мнению криминологов, именно в особо опасных государственных преступлениях исключительное значение имеют «внутренняя сторона деяния и психологические свойства личности, в особенности побуждения и цели». А мотивы были самые различные. Одним из основных был обычный страх и желание выжить. Осужденный 19 марта 1969 г. Кировоградским областным судом к смертной казни полицейский Д. Черный честно заявил: «Я боялся за свою голову, своя голова дороже всего». Тогда же в Кировограде понес наказание выданный властями США А. Литовка. Допрошенный о мотивах перехода на сторону немцев, он сообщил: «В полицию я поступил добровольно, так как мои родители были кулаками и советской властью были репрессированы, за что я хотел мстить… Не могу сказать, кто кому был врагом, поэтому и немцев не могу назвать врагами» (во время коллективизации в Украине было выселено 1,2 млн. крестьян, не считая осужденных, а доведенные до отчаяния насильственным сломом традиционного уклада жизни селяне ответили, по данным органов госбезопасности, 8 тысячами терактов против представителей власти и активистов, и на подавление акций протеста даже пришлось перебрасывать элитную Московскую пролетарскую дивизию).

Анализ свыше 500 уголовных дел, проведенный исследователями КГБ в конце 1970-х годов, позволил выявить наиболее характерные мотивы сотрудничества с врагом (отметим, что эти выкладки предназначались не для партийных докладов или пропаганды, а посему имели объективный характер). Так вот, «враждебное отношение к советскому государственному и общественному строю» составило мотивы перехода к врагу в 44% случаев, «несогласие с политическим режимом в СССР» — 13%, «буржуазно-националистические взгляды» (то есть, если отбросить идеологические штампы, стремление к национальному освобождению) - 10% (в Западной Украине — четверть случаев; кстати, трудно понять, какое отношение к «буржуям» имела преимущественно крестьянская по составу УПА), «неверие в победу советского народа над немецко-фашистскими захватчиками» — 11%.

Следует учесть, что переход к врагу в основном пришелся на 1941—1942 гг., период катастрофических поражений Красной Армии, только пленными потерявшей в 1941-м свыше 3 млн. человек из 16 окруженных армий, а всего до 1945 г. в плен, по тщательным немецким подсчетам, попало 5231057 советских воинов, из которых выжило лишь 1155055. Таким образом, до 78% случаев перехода на сторону агрессора имели, по сути, социально-политические, национально-политические или военно-политические мотивы, и лишь остальные руководствовались «мотивами трусости, бытового характера, малодушием, корыстью».

Что же касается целей сотрудничества с гитлеровцами, то среди них выделялись «месть советской власти за репрессии родственников» (29%), желание «причинить ущерб СССР в силу своей враждебной настроенности к Советскому государству» (13%), уклонение от воинской службы (12%), стремление спасти свою жизнь (20%), корыстные мотивы и желание облегчить страдания в плену (17%). Таким образом, около 55% «изменников Родины» преследовали вовсе не сугубо личные или бытовые цели.

Вряд ли приходится этому удивляться после страшной полосы насилия, начавшейся с октября 1917 г. В 1918—1922 гг. население бывшей Российской империи в результате войн, террора, эмиграции, голода и эпидемий сократилось на 13—15 млн. душ. Начало 1930-х отмечено миллионными жертвами голодомора в Украине, на Дону и Северном Кавказе, Казахстане. Лишь в 1937—1938 гг. к смертной казни приговорили около 682 тыс. советских граждан и лишили свободы 3,8 млн. «Население» ГУЛАГА (исправительно-трудовых лагерей, исправительно-трудовых колоний), по тщательным архивным подсчетам российского историка Виктора Земскова, к 1941 г. составило около 1,92 млн. человек (при населении СССР в 1941-м 195 млн. человек), из которых около 28% составляли осужденные за «контрреволюционные преступления».