Одна беременность на двоих

— Хорошо, — ответила я и не узнала собственный голос. — Но у меня может и не получиться…

Я вообще с трудом понимала, что должно произойти. Я просто села на диван, потому что коленки дрожали, как и руки. Хотелось списать всё на тяжёлые бутылки.

— Зачем ты выключила свет? — спросила я испуганным детским голосом, когда Аманда повернула колёсико на торшере.

— А на что ты смотреть собралась? — в её голосе звучала дрожь. — Там трогать надо. На вот, руки помой.

Из темноты она ткнула мне в ладонь пимпочкой санитайзера. Холод растёкся по рукам. Язык стал неприятно горьким. К счастью, глаза попривыкли к сумраку, и не пришлось тыкаться в пустоту.

— Там выделений только очень много. Ну, ты знаешь, я говорила…

Слова доносились издалека, будто Аманда стояла у двери, а здесь на диване лежало только её тело. Да, именно так я и должна воспринимать происходящее — просто тело, ничем не отличающееся от предлагаемого Вандой пупса. Футболка прилипла к подмышкам. Я попыталась проглотить заполнившую рот горькую слюну и теперь мечтала открыть одну из купленных бутылок и радовалась, что темно и руки мои под одеялом. Стеснительностью Аманда не отличалась, а сейчас и подавно спешила после аквайоги стянуть мокрый купальник, и потому я прекрасно представляла себе то, что сейчас трогала, но лишь по синюшному цвету — на ощупь губы оказались большими и каменными — неестественно большими, словно хлопающие уши слона. Именно на них находились складки, грозящие разрывами, если верить Ванде. Если я вообще что-то понимаю…

— Ты что-нибудь чувствуешь? — попыталась я отыскать поддержку своим действиям у самой Аманды, но та лишь зло процедила, отрывая голову от подушки:

— А что я должна почувствовать?

Именно такого вопроса я и боялась, именно потому и открещивалась от массажа… Изначально мне не было противно касаться её, мне было страшно, что меня снова не так поймут. Я обрадовалась, что темно, и новая палитра на щеках осталась незамеченной. Жар лица передался в руки, и даже пальцы потеплели.

— Что ты расслабилась, — постаралась я выдохнуть ответ как можно ровнее.

— А я не могу расслабиться, неужто не понимаешь?

Я тут же убрала руку, и Аманда подтянула ноги к животу.

— Больше тогда не буду делать, — будто в оправдание прошептала я, чувствуя, как воздух вокруг лица пропитался женским запахом, от которого стало противно — теперь я могла согласиться с давним сравнением Аманды — запах свежей рыбы. Хотелось перебить его мылом, но я не двигалась с места, боясь показаться брезгливой.

— Нет, делай, только не спрашивай, что я чувствую, — уже в голос протараторила Аманда. — Я же рассказывала тебе про руку. Ты же понимаешь, чем у других этот массаж заканчивается…

Опять пауза. Надо быстрее её убрать.

— Не у всех, — уже отчеканила я. — Некоторым нельзя дальше. И я не трогала тебя внутри. Я будто фантик комкала.

Дурацкое сравнение заставило меня замолчать. Зато я нашла возможность ретироваться.

— Я что-то есть хочу. Принести тебе авокадо?

Аманда отказалась, но я всё равно получила возможность вымыть руки.

Глава пятьдесят седьмая «Цена ответственности»

Весь понедельник я прятала за экраном ноутбука захлестнувшие разум ощущения и свой стыд за них, придавший лицу подозрительную красноту. Календарь с ночи лежал в почте преподавателя, и я тыкала в старую версию файла, чтобы не испортить то, что могло украсить моё портфолио. Если Аманда и раскусила такую нехитрую игру, то не подала вида и не попросила помощи с флаерами для фирмы по недвижимости, которые надлежало закончить к среде. Пусть корпит над ними одна. Может, тогда вечером попросит массаж спины, вместо…

Я вновь почувствовала, что краснею. Мысли действовали не хуже сауны. Я даже уловила неприятный кисло-сладкий запах и с трудом поняла, что его источник вовсе не я, а лежащие в мешке апельсины. Их давно следовало перебрать. Замотав руку в бумажное полотенце, я принялась кидать в мусорку гниль, а лишь покрывшиеся мхом апельсины в раковину.

— Мы не выпьем столько сока, — подала голос Аманда.

— Я сварю мармелад, — ответила я, хотя не представляла вообще, как его варить. Наверняка знала лишь одно — долго. Мама иногда губила целые дни, спасая урожай. В общем-то это ещё один предлог не общаться с Амандой. Иногда даже хорошо, что язык опережает мысли.

Пакет слишком вонял, и я быстро собралась на улицу и от мусорных баков свернула к почте. Аманде пришла очередная кипа журналов и рекламных предложений. Теперь, когда она разделалась с учёбой, у неё будет предостаточно времени, чтобы прочитать всё от корки до корки и потом вынести мне мозг очередным массажем. Я со злости шарахнула дверцей почтового ящика и потом, будто извиняясь, погладила его. Только прикосновение к железу отозвалось в теле болезненным спазмом, и мозг в очередной раз проклял массаж.

Я поспешила укрыться от жутких ощущений на кухне, но потолок будто опустился, расплющивая мне голову, да и нос продолжало щекотать от запаха гнили.

— Если ты занята, — защебетала я, — я могу одна выгулять собаку. Ей пробежка тоже не помешает.