Одна дорога из Генуи (СИ)

— На Сареццано, сеньор, — ответил крестьянин.

— И с тремя телегами был рыцарь?

— Как есть, настоящий рыцарь! На огромном коне!

— Француз?

— Нет, с лица вроде как не француз, да и выговор у него похожий как у швейцарцев.

Кокки дал ему мелкую монету и вернулся к Марте.

— Может быть, я чего-то не понимаю…

— Я понимаю не больше, — ответила Марта.

— Но золото королевы украл рыцарь, отряд которого наполовину состоит из немцев, а остальные — корсиканцы и генуэзцы. И везут они золото не в Монферрат и не в Савой. И не в Тортону, и, тем более, не в Вогеру к Сансеверино, верному рыцарю короля, и не в Пиццигеттоне к не менее верному Тривульцио. То есть, или в Пьяченцу, или в Милан.

— Точно?

— Если бы я ограбил королеву-мать, я бы уносил ноги подальше от Франции. В той стороне или папская Пьяченца, или в очередной раз императорский Милан. На месте грабителей, я бы гнал, что есть сил, в Пьяченцу. Туда французам хода нет, а дальше можно хоть до самой Венеции спокойно ехать без войны и погони.

— Рыцари не воруют, — сказала Марта, — То есть, грабят, конечно, но не так. Или рыцарь сидит у себя в замке и грабит всех, кто проходит мимо. Или он идет в набег на врагов с хорошим отрядом, а не с двумя оруженосцами и пятью мужиками.

— Ты не веришь, что мы идем по следам рыцаря? Или это какой-то неправильный рыцарь, и он ворует неправильное золото?

— Ни то, ни другое. Это правильный рыцарь. И он человек чести, а не вор. Иначе он бы не прошел Борго-Форнари с поединком. Он украл золото у врагов и везет его своему государю.

— Императору или Папе? Может быть. Но тогда все равно, у нас на выбор Милан или Пьяченца.

— Будь он итальянским кондотьером, я бы ставила на Пьяченцу. Но он немец, поэтому Милан.

— Тогда у него одна дорога, раз уж он свернул на Вогеру. Переправа в Парпанезе, потому что через Календаско тот еще крюк. Если ставить на немца, императора и Милан, то надо ехать быстрее в Тортону и с моими старыми знакомыми гнать в Парпанезе на лодках. А если ставить на кондотьера и Пьяченцу, то я не уверен, что мы успеем взять подкрепление в Тортоне и догнать их в удобном месте до Пьяченцы.

— Хоть монетку бросай, — сказала Марта.

— Может, стоит помолиться, и Господь подаст нам знак? — с характерным итальянским благочестием предложил Кокки.

— Мы вчера уже молились в Генуе перед выездом, — Марта со своим опытом походной жизни не привыкла обращаться к Богу на каждый чих.

— И где тогда знак?

— Моя задница тебе достаточно большой знак? Она явно намекает, что стоит выбрать тот вариант, где лодки, а не конная гонка. Но мы точно догоним их до переправы?

— Точно. Кони должны ночью спать, а лодка идет себе по течению.

— То есть, если они до завтрашнего заката не появятся в Парпанезе, значит, они повернули на Пьяченцу. И мы с твоими друзьями из Тортоны можем сесть в те же лодки и быть в Пьяченце к утру. А они к утру еще там не будут.

Кокки мысленно прикинул расстояния и с удивлением понял, что Марта неплохо ориентируется в местной географии.

— Ты здесь уже была?

— Да, с первым мужем. Мы тогда везли золото в Геную.

— С первым? То есть, был и второй? Легенда вдовы не просто легенда?

— Я тебе потом расскажу. Поехали.

И они поехали в Тортону, которая уже виднелась на горизонте. Даже не подумав, что за ними скачут Фабио и Мальваузен с нисколько не натертыми задницами. Впрочем, зацепив краем глаза даму с кавалером на верховой прогулке и не заметив никакого обоза с конной охраной, преследователи развернулись и поскакали обратно.

В Тортоне Кокки повел Марту в гости к евреям.

— Чем отличается Тортона от Генуи, так это легкостью на подъем, — сказал он, — Генуя большой город, где жизнь кипит. Можно кормиться с меча, вообще никуда не выезжая, а если выезжая, то на корабле, а не верхом.

— Да уж, Тортона намного меньше, — ответила Марта.

— Зато Тортона это перекресток шести дорог. Поэтому здесь зарабатывают перевозками и сопровождением грузов.

— Шести?

— Римская дорога ведет нас из Генуи, это раз. Она же в Пьяценцу и далее это два. Дорога паломников через Боббио в Рим это три. На запад, Алессандрия-Асти-Турин это четыре. После переправы через По, Павия-Милан это пять, а на север, в Женеву — шесть.

— И чем тут занимаются твои друзья? Сопровождением грузов?

— Здесь все только этим и занимаются. Старый Борух возит зерно, соль и квасцы.

— Еврей? Как ты с ним подружился?

— Чисто деловые отношения. Через еврейские общины можно узнать много новостей так, чтобы эти новости не узнали, что ты ими интересовался. И справедливость евреям так же дорога, как добрым христианам. Дорога в обоих смыслах.

Еврейский квартал здесь примыкал к городской стене и охранялся от посторонних. Не то, чтобы прямо значимый район города, но плотно стоящие несколько домов, с трех сторон ограниченные улицами. Центром еврейской культуры в ближайших окрестностях считалась Алессандрия, а в Тортоне даже синагоги не было. Но община была и работала, не покладая рук.

У ворот сидел суровый стражник с брюшком, бородой, алебардой и всей скорбью еврейского народа, сложенной в мешки под глазами. Правда, ходить туда-сюда он никому не мешал.