Одна и та же книга

Синим пламенем горит еще и газовая плита, можно водрузить на нее чайник, согреть воду, до семидесяти градусов, ни в коем случае не больше, потому что мы будем заваривать не чай, а мате. Если залить эту траву кипятком, она горчит, семьдесят градусов, говорю я вам, тогда мате становится сладким, никакого сахара не надо, семьдесят, и ни градусом больше, выкручивайтесь как хотите, отслеживайте, что ли, стадии кипения, семидесяти градусам, кажется, соответствует то смятенное состояние воды, которое древние китайцы называли «шум ветра в соснах», но в этом вопросе мне веры нет, могу ошибаться, ну и ладно, гори оно все синим пламенем, честно-то говоря.

«Синенькими» еще почему-то называют в городе Одессе баклажаны, не знаю, с какой стати. Шкурка у этого смехотворного с виду, но вкусного овоща вовсе не синяя, а темно-лиловая, то бишь фиолетовая, таким образом, можно элегантно покончить с делами субботы, перевести стрелки часов вперед — вот и воскресенье началось.

Воскресенье, 25 июня

Фазан, истинно говорю я вам, сидит в Лиловом городе, на крыше той самой Лиловой бани, которую с неофициальным дружеским визитом посетил однажды царевич Масуд, чтобы уснуть, увидеть сон, а потом проснуться в следующем сне и забираться, таким образом, все дальше и дальше, страшно подумать, насколько далеко, читайте арабские сказки, господа охотники, и у вас будут простые ответы на самые сложные вопросы бытия, вот как у меня, например.

Забавно, кстати, что любимая сказка моего детства, разбудившая во мне интерес к сновидениям, про Лиловый город, а любимый анекдот моей юности — про Фиолетовый город,[4] я его все время вспоминаю и пересказываю при всяком удобном случае, даже в книжки свои его как бы между делом вписываю, потому что, как принято восклицать в таких случаях, — да это же про меня, про меня!

Нет, ну действительно.

И если уж речь зашла о детстве, вот вам (нам) еще один фиолетовый факт: в школе мы писали фиолетовыми чернилами. Причем меня перевели туда из школы, где было положено писать синими. За синие чернила в новой школе ставили двойки; я не сомневаюсь, что в старой школе двойки ставили за фиолетовые чернила, просто у меня не было случая убедиться в этом на собственном опыте. Это изрядно озадачивало, заставляло всерьез заподозрить, что окружающие меня взрослые — все сплошь опасные психи, потому что это же кем надо быть, чтобы так заводиться из-за цвета чернил, когда даже мне понятно, никакой разницы.

Я, честно говоря, до сих пор так думаю. Жизнь среди других людей, желтым человеком в фиолетовом городе, — акт великого гражданского мужества, мало ли что никто этого не понимает и медалей не дают.

Понедельник, 26 июня

Тополиного пуха уже меньше, гораздо меньше, можно сказать, совсем нет его. Но горожане, я знаю, все равно найдут немало поводов для сетований на судьбу. Жара, неисправные кондиционеры, рвущий ноздри аромат чужих потных тел в городском транспорте, отсутствие горячей воды в некоторых избранных столичных кранах, а тут еще и солнцеворот позади, дни становятся короче, а ночи длинней, значит, можно уже предчувствовать (даже неприлично не предчувствовать) долгую-долгую лютую зиму, достаточно? Жалоб на личную жизнь и нескорый (или оставшийся позади) отпуск добавить по вкусу, перемешать, плакать.

А тем временем на улице — самый восхитительный летний день, какой только можно вообразить, ну и что, что понедельник, подумаешь.

Вторник, 27 июня

Понимать все про людей легко и приятно, а вовсе не «многие печали», как принято думать.

Это бывает так. Два мальчика лет восемнадцати, в шортах до колен и тяжелых высоких ботинках идут по улице, рассекая горячий воздух острыми локтями. Коротко стриженные, взъерошенные, крашенные, один в огненно-рыжий цвет, другой — в жемчужно-белый. Хмурые и суровые, как это удается только совсем мелким мальчишкам, впервые в жизни более-менее удачно скопировавшим отцовское выражение лица. Этакие юные спартанцы, у каждого за пазухой, подозреваю, не один, а целая дюжина лисят. И вдруг рыжий сбивается с шага, останавливается на миг, начинает ужом крутиться, угрем изгибаться, подпрыгивать, выполняя при этом причудливые движения руками. Миг спустя к дикому этому танцу присоединяется второй юный спартанец.

Внимательный наблюдатель несколько секунд простоит с открытым ртом, глядя на удивительное зрелище, пока не сообразит — это же они пушинку ловят. Кто поймает пушинку, тому скоро придет письмо или просто доброе известие, примета такая, ну!

И в это мгновение наш внимательный наблюдатель вдруг понимает все — и про мальчишек этих, и про людей вообще. Нет ничего подлинней и драгоценней этого знания, кто хоть однажды ощущал на губах его сладковато-горький вкус, подтвердит.

Среда, 28 июня