Одна история

Но это ее обрывочное предложение, выведенное дрожащими пальцами и непривычной для нее ручкой, по сей день остается в моей памяти. Хотя бы из-за его неоднозначности. Что она хотела сказать: «Ты пишешь всякий бред этой чернильной ручкой, чтобы меня возненавидеть» или же «Я сделала запись этой чернильной ручкой, чтобы мы мог меня возненавидеть»? Осуждающее, агрессивное послание – или же мазохистское, полное саможаления? Видимо, она имела в виду что-то конкретное, когда писала те слова, но это осталось за пределами моего понимания. Вы, быть может, посчитаете вторую трактовку сильно преувеличенной и зафиксированной с тем, чтобы освободить меня от ответственности. Тем не менее – это и послужило основой для других моих давно утраченных заметок – алкоголик, как показывает мой житейский опыт, хочет спровоцировать других, оттолкнуть помощь, оправдать свое одиночество. И если она смогла убедить себя в том, что я ее ненавижу, это было еще одной причиной взяться за бутылку для утешения.

* * *

Ты везешь ее куда-то в машине. Бояться не надо, ты же скоро заберешь ее домой. Усадить ее в автомобиль непросто: она, как всегда, тянет время. А когда ты уже готов отпустить ручной тормоз, она вдруг срывается с места, бежит в дом и возвращается с большим ярким мешком для грязного белья, который ставит себе в ноги. И ничего не объясняет. А ты не спрашиваешь. Вот до чего дошло.

А потом думаешь: «Какого черта?»

И все же задаешь вопрос:

– Это тебе зачем?

– Видишь ли, – отвечает она, – я неважно себя чувствую, вдруг меня стошнит? Машина, то-се.

Нет, не так, думаешь ты: пьянство, то-се. Знакомый врач рассказывал, что у алкоголиков бывает жесточайшая рвота, способная повредить пищевод. Во время этого разговора ее не тошнит – возможно, оттого, что уже вырвало в доме. У тебя в голове всплывает картина, как ее рвет в этот желтый мешок, а ты вынужден смотреть. И слушать ее спазмы и плеск рвотных масс в ярко-желтом пластике. Увертки, ложь. Она лжет – лжешь и ты.

Потому что проблема уже не в том, что она обманывает тебя. В таких случаях есть два пути: бросить ей все нелицеприятные слова или принять сказанное ею. Как правило, от усталости и желания покоя (а еще – да – из любви) ты принимаешь сказанное. Закрываешь глаза на ложь. И сам становишься лжецом. А когда ведешься на ее обман, вскоре начинаешь обманывать себя – от усталости и желания покоя, а еще из любви – да, из-за этого тоже.

Какой же долгий пройден путь. Много лет назад, обманывая отца и мать, ты не задумывался о последствиях и даже получал некоторое удовольствие, поскольку считал, что так закаляется характер. Потом лгать приходилось во всем – чтобы защитить ее саму и вашу любовь. Затем она начинает лгать тебе, чтобы ты не выведал ее тайну, и лжет с некоторым удовольствием, не думая о последствиях. В конце концов ты сам начинаешь ей лгать. С какой целью? Возможно, для того, чтобы оградить свое личное пространство, которое ограждает тебя. И вот к чему это привело. Куда же делись любовь и искренность?

Ты задаешься вопросом: остаться с ней – это мужество или трусость? А может, и то и другое сразу? Или это просто неизбежность?

* * *

У нее появилась привычка ездить в Деревню по железной дороге. Ты не возражаешь, полагая, что она просто-напросто не в состоянии вести машину. Подбрасываешь ее до вокзала, она сообщает время прибытия обратного поезда, но чаще всего приезжает лишь на следующем или еще позже. А когда ты слышишь: «Не нужно меня встречать» – это она защищает свой внутренний мир. И, отвечая: «Ладно, с тобой же ничего не случится?» – защищаешь свой.

Однажды раздался телефонный звонок.

– Это Генри?

– Нет, простите, вы ошиблись номером.

Ты уже собираешься положить трубку, но человек на другом конце отчеканивает твой номер.

– Да, верно.

– Тогда добрый вечер, сэр. Вас беспокоят из отдела транспортной полиции вокзала Ватерлоо. У нас тут дама… немного не в себе. Мы обнаружили ее спящей в поезде, и, знаете ли, сумочка у нее была открыта, а там деньги, ну, сами понимаете…

– Да, понимаю.

– Она дала нам этот номер и назвала имя Генри.

Вдалеке слышится ее голос: «Свяжитесь с Генри, свяжитесь с Генри».

То есть, надо понимать, с Генри-роуд.

И вот ты несешься на вокзал Ватерлоо, находишь отдел транспортной полиции, а там она с блеском в глазах ждет (как ни в чем не бывало), чтобы за ней приехали. Двое полицейских ведут себя корректно и участливо. Им явно не впервой помогать пьяным дамочкам, заснувшим в вагонах. Нельзя сказать, что она старая, но в нетрезвом виде внезапно уподобляется старухе.

– Ладно, спасибо, что вы за ней присмотрели.

– О, что вы, сэр, нам нетрудно. Она сидела тихо как мышка. Берегите себя, мадам.

Она чинно и одобрительно кивает. Похожа на забытую ручную кладь. Ты берешь ее за руку и уводишь. Немного смягчаешься и даже гордишься тем, что она никому не доставила неудобств. А вдруг все-таки доставила?

* * *