Одна из миллиона (СИ)

Как добросовестная личная помощница, Варя тут же бросилась помогать, и совместными лихорадочными усилиями они добились того, что молнию на куртке заело — «собачка» зацепила край подкладки.

— Надо. Ты такая свежая, душистая, а я… Сегодня было пять встреч, потом в сервис-центре тестировал электродрель. С тобой танцевал, в ресторане тоже. В общем, сейчас чувствую себя чумазым свинтусом, даже прикасаться к тебе страшно.

— В ресторане тоже танцевал? — засмеялась Варя.

С молнией на куртке они, в конце концов, справились. Пиджак сняли на удивление быстро, рубашку расстегнули в четыре руки, путаясь пальцами, потом Варя взялась за ремень и молнию на брюках.

— И Зураб танцевал, и его сын, и коммерческий директор. Разошлись не на шутку, задали жару. Зураб всё о тебе спрашивал, очень ты ему понравилась. Ещё бы не понравилась!

Избавившись от брюк, Глеб остался в одних боксёрах.

— Теперь мы одеты одинаково, — улыбнулся он. — Я быстро.

— Там на полке чистые полотенца.

— Хорошо. А ты жди здесь. Никуда не уходи. Это приказ.

— Я не уйду, — кротко пообещала малышка.

Варвара

Ух, мне страшно!

До сих пор не могла опомниться от своей смелости — открыла дверь голая и сразу бросилась на шею. Но получилось чудесно. Теперь ещё бы как-то дожить до появления Глеба из ванной… Интересно, он выйдет в полотенце или прямо так?

Меня устроят оба варианта!

Я слушала шум воды за стеной и волновалась: что нас ждёт? Но от одной только мысли, что Глеб сейчас стоит там, за стеной, и по его сильному телу сбегают горячие струи, у меня в крови взрывались пузырьки шампанского, а голова кружилась.

Я собрала волосы наверх, в высокий узел, чтобы не мешали. Потом, изнывая от нежности, подняла с пола одежду Глеба и повесила на вешалку: сложила по стрелочкам брюки, встряхнула пиджак. Поняла, что метнуться в душ моему любимому, действительно, было необходимо — одежда сильно пропахла едой и сигаретным дымом, а рубашку, видимо, пожевал голодный крокодил. Наверное, Глебу придётся сдать костюм в химчистку, а утром в понедельник он появится в другом, тоже ослепительно-элегантном. Эти костюмы так ему идут.

Но и в одних боксёрах он неотразим!

* * *

Вскоре Глеб вышел, обмотанный зелёным пушистым полотенцем, с каплями воды на груди и плечах. Я сидела на краешке кровати, дожидаясь окончания водных процедур. Жадно осмотрела любимого мужчину. Его тело восхищало красотой, чувствовалось — в сплетении мышц таится звериная сила и мощь, каждый проработанный мускул был словно вылеплен рукой умелого скульптора.

Я всё ещё волновалась, но постепенно моё смущение куда-то исчезло, растворилось под взглядом Глеба — сейчас он тоже на меня смотрел, превращая из скромной девушки в богиню. Я уже дрожала от нетерпения, пылала.

— Ждёшь? Умница, — улыбнулся Глеб. — Варя… Какая ты чудесная! — выдохнул он и сделал шаг в мою сторону. Поднял с кровати, но только для того, чтобы сразу уложить обратно — поудобнее — и самому улечься на меня сверху.

О, это было прекрасно!

Через мгновение между нами не осталось никаких преград, мы уже были полностью обнажёнными и вцепились друг в друга так неистово, будто нас пытались растащить в разные стороны. Невероятное удовольствие — ощущать любимого целиком, полностью, чувствовать его литые мышцы, его возбуждение. Глеб припечатал меня к кровати всей своей массой, ненадолго лишил возможности двигаться и даже дышать. Но эта тяжесть была невыносимо приятной.

Его ладони скользили по моей груди и животу, и тело словно просыпалось от его прикосновений. Он везде оставлял пылающие поцелуи, они пьянили. Мне казалось, на моей коже распускаются бутоны красных роз.

Наши ласки становились всё более решительными, это безумно заводило обоих. Я изнемогала от желания. Мы по очереди исследовали друг друга, обжигая дыханием, осыпая поцелуями, не пропуская ни одного участка на теле партнёра. Лёгкие невесомые прикосновения сменялись жёсткими и требовательными, я окончательно забыла о стыдливости и вдруг с удивлением поняла, что уже не существует ни одной позы или действия, которые сейчас могли бы меня смутить.

Всё, что делал со мной Глеб, было божественно, сводило с ума и превращалось в сладкую пытку, я то замирала, то извивалась от прикосновений его языка и губ, млела и таяла, летала среди облаков. А Глеб уже едва ли не рычал, так, словно из него рвался наружу зверь, ещё мгновение — и он бросится, сомнёт, растерзает.

Наконец, когда совместное возбуждение достигло пика, произошло самое главное. Это был решительный натиск, яростное вторжение. На секунду мы замерли, прислушиваясь к ощущению полного единения. Мы превратились в одно целое, наши сердца бешено колотились совсем близко одно к другому.