Одна литера

Под именем «Синдзи Аримура» скрывалась женщина, которую на самом деле звали Томоко Нозаки. Ранее она жила в городе Асихигава и занималась уличной проституцией. Когда издали закон о полном запрещении проституции, она не раз попадала в полицию и в конце концов переехала в Саппоро. Тут, изменив имя и фамилию и ловко используя свою узкобедрость и плоскогрудость, она выдала себя за мужчину и устроилась работать в гомо-бар. Изобразить женственного голубого ей ничего не стоило.

В Саппоро не так уж много гомо-баров, и все работающие там голубые у полиции наперечет. Томоко Нозаки как раз на это и рассчитывала: ей было надо, чтобы никто не сомневался относительно ее принадлежности к мужскому полу. Свою роль она играла прекрасно, и вскоре прослыла одним из самых женственных голубых парней в городе. Гомосексуализм законом не преследуется, даже в тех случаях, когда один из партнеров оплачивает услуги другого. Для Томоко Нозаки это было очень удобно. Она спокойно продолжала заниматься проституцией. Если сыщики из полиции нравов видели, как она на улице договаривается с мужчиной, они не вмешивались, считая ее голубым…

— Позвольте, — перебил Фунаки один из репортеров, — как-то дико получается… Я понимаю, что полиция могла ошибаться, но партнеры-то?!

— Это вопрос тонкий, — усмехнулся Фунаки. — Ловка она, эта самая Нозаки… В баре-то она, наверное, осторожничала, избегала настоящих гомосеков. А на улице, договариваясь с незнакомым клиентом, становилась женщиной, обычной проституткой. Пойди тут разберись…

— Ну и артистка! Новость прямо-таки потрясающая… А как же Аканэ-сан узнала?

— Она говорила, что один из клиентов, рассчитывавший, видно, что имеет дело с мужчиной, потом разболтал спьяну, — рассмеявшись сказала Кёко. — Мужчины порой любят поделиться впечатлениями, когда случай из ряда вон… Разве не так?

Но репортеры уже ее не слушали. Все повскакали с мест, торопясь дать в редакции сенсационный материал.

Фунаки поблагодарил Кёко за подробную информацию, и они разошлись.

3

Покинув здание полиции, Кёко позвонила Эбизаве и попросила его прийти в кафе, где они обычно бывали. Он пришел сразу.

Едва сев за столик рядом с Кёко, Эбизава сказал:

— Час назад Оотагаки освободили, он туг же прибежал ко мне благодарить. Сказал, что придет в «Дэра», чтобы выразить особую благодарность тебе. Славный парень…

— Скажи честно, ты на меня сердишься? — Кёко взглянула на Эбизаву не без лукавства. — Понимаешь, я все время хотела с тобой поговорить, посоветоваться, да как-то не получалось… А я делала промахи, один за другим… Так сердишься или нет?

— Ну что ты! Я тобой восхищаюсь, правда, правда! Способ, каким ты заставила преступницу выложить вещественное доказательство собственными руками, это прямо-таки профессионально.

Опасения Кёко оказались напрасными. Эбизава искренне радовался ее успеху.

— Знаешь, у меня к тебе просьба.

— Какая?

— Я в полиции просила за Дзюнко Нисихару, но ее дело, кажется, передадут в прокуратуру.

— Это неизбежно. Пусть временно, но она запутала расследование, действуя в интересах преступника. Это могут квалифицировать как укрывательство преступника и попытку сокрытия доказательств. Полиция просто обязана передать дело в прокуратуру. Под стражу ее пока, очевидно, не возьмут, но для дачи показаний обязательно вызовут. А там как решит прокурор — может быть, он и не станет передавать дело в суд.

— Вот об этом я и хотела тебя попросить. Если все же будет суд, ты согласишься ее защищать?

— Конечно, это же моя профессия. Но гонорар будет большой! — Эбизава засмеялся.

Подали кофе. Эбизава сделал глоток и продолжил:

— Послушай, а может быть, я не понадоблюсь? По-моему, наш друг Сиоми сделает это лучше меня. Присвоим ему звание «личного защитника», и пусть работает! Он, наверное, уже дал материал в газету, освободился и развил бешеную деятельность. Небось копается в своде законов и сборниках судебных случаев, выискивая прецеденты и смягчающие обстоятельства… Может, ты их сосватаешь, а?

Кёко вдруг посерьезнела:

— Ты все шутишь… А мне действительно жалко Дзюнко… Не очень-то она везучая. Когда она еще училась в школе, ее — как испорченную девчонку — не раз вызывали в суд по семейным делам. Сексуальные игры и прочее… Репортерам я, естественно, ничего не сказала. Дзюнко, собственно, из-за этого и не пошла сразу в полицию. Боялась, что такой факт ее биографии сработает не в ее пользу.

— Вот оно как… И чем же тогда в школе все кончилось?

— Когда я стала классным руководителем, все постепенно наладилось. Я уделяла Дзюнко много внимания, брала ее с собой в походы, на пикники, бывала у нее дома. Понимаешь, незадолго до этой истории у нее умерла мать. Девочка тосковала, жаждала ласки, отсюда все и пошло.

— Ну, я думаю, сейчас это не имеет никакого значения. Не станет же Сиоми превращать в проблему то, что было у нее в средней школе…

В это же самое время в комнате для прессы центральной полиции города Саппоро беседовали Сиоми, Ясиро и Мураока, уже отправившие в редакции свои репортажи.