Одна на две жизни

И то ли от того, что так оно и было, или от того, что Ариэл произнес эти слова спокойно и даже нежно, Агния не выдержала и расплакалась в голос. И когда ее обняли за плечи, уткнулась лицом в обтянутую сукном грудь убийцы своего мужа. Его крепкие руки обнимали, прижимали, и от их крепости и надежности хотелось плакать еще сильнее.

— Ты… ты… — всхлипывала она, — ты такой…

— Да, я такой. Ты мне тоже сделала больно. Теперь вот ревешь от жалости и обиды. А я стою, как дурак, и жалею тебя… На вот платок. Вытри нос. Я пока найду экипаж!

Удерживая ее одной рукой, второй Ариэл полез в карман камзола. Замер. Пошарил по большому накладному карману.

— Хм…

Поменял руку, сунулся в другой карман.

— Странно. Куда я мог его задевать? И кисета нет… И кошеля… Погоди-ка!

Он опять полез в первый карман. Эта суета немного отвлекла Агнию. Она чуть отстранилась, глядя, как Ариэл, нахмурившись, шарит по карманам.

— Куда оно все…

— Ариэл, — рискнула позвать она, — это не твой камзол.

— Вот дьявол, ты права! — Он вспомнил, что, уходя из алфизической лаборатории, стащил с гвоздя чью-то чужую одежду. — Что это?

В руке обнаружился клочок бумаги. Развернув его, Ариэл уставился на несколько строчек, написанных знакомым почерком. Свободной рукой несильно ударил себя по щеке.

— Ты чего? — забыв и слезы, и обиду, Агния потянула его за обшлаг рукава, пытаясь заглянуть в бумажку. — Адрес какой-то… Что это такое?

— Это… — Ариэл осторожно свернул бумажку и убрал обратно в карман. — Как тебе объяснить… Кажется, я нашел убийцу Фила Годвина.

Заперев дверь в лабораторию изнутри, мастер Молос торопливо прошел к дальней стене. Воровато выглянул в окно — не идет ли кто — и откинул плотно пригнанную крышку, сбитую из нескольких досок. Вход в подвал имелся во многих лабораториях на первом этаже, и никого не должно было удивить, что алфизик собирается спуститься туда, но мастер Молос все равно волновался. Откинув крышку, он еще раз прислушался к шуму снаружи. Нет, все тихо и спокойно.

Но причины для беспокойства имелись, и еще какие. Несколько минут назад его вызывал ректор для доверительной беседы. За три месяца никаких результатов — это плохо. И не надо отговариваться смертью первого помощника! Марек Боуди был всего-навсего помощником и подмастерьем. Звание мастера он должен был получить только по завершении эксперимента, до которого не дожил. Но мастер был обязан продолжать исследования! Почему три месяца он топтался на месте, а когда его прижали, разродился показательным выступлением, не имеющим особого практического значения?

Ректор потребовал результатов в сжатые сроки. Что ж, он им покажет! Они покажут.

В подвале не было кромешного мрака. Слабый огонек позволял видеть дощатые переборки, разделившие помещение на несколько закутков. В одном из них толпились люди.

Мастер Молос подошел поближе. Три человека ждали его возле низкого стола, на котором лежало тело со скрещенными на груди руками. В спертом воздухе пахло пылью, травами, гнилью.

— Принесли?

— Да.

Мастер осторожно сделал несколько шагов, склоняясь над телом и с брезгливой боязнью рассматривая его.

Землисто-бледная, сухая кожа обтягивала череп. Темные волосы свалялись в войлок. Глазные яблоки ввалились. Тонкие почерневшие губы слегка приоткрылись, обнажая оскал зубов. Заострившийся нос, тонкие узловатые пальцы рук. Нарядная когда-то одежда выпачкана в земле. В подвале было сухо и прохладно, но все равно вблизи тела ощущался странный запах. Нет, это не был запах тлена или плесени. Скорее он походил на аромат южных смол и запах дыма, какой бывает в храмах после службы, — тяжелый, приторно-сладковатый, едкий.

— Это… то, что я думаю? — поинтересовался мастер Молос.

Алфизик осторожно дотронулся до руки покойника. Странно, но кожа была неожиданно упругой и теплой. Казалось, человек на столе крепко спит. И это в сочетании с его внешностью вызывало дрожь. А что, если это чудище сейчас откроет глаза?

— Да.

— Оно… то есть он… э-э-э… ну… Не выглядит сильно испорченным!

— Условия хранения, мастер, — усмехнулся его собеседник. — Плюс уникальные методики кайтаррских мастеров.

— То есть вы хотите сказать…

— Да, мне удалось восстановить весь процесс! — Один из гробокопателей, с которыми несколько часов назад на свою беду столкнулся отец Мило, обошел вокруг стола, при свете небольшой масляной лампы рассматривая тело на столе. — Пять лет отчаянного труда. Горы перелопаченных свитков. Долгие часы в гробницах, необходимость дышать пылью и пеплом… Искать нужные снадобья, смешивать их, опытным путем добиваясь нужного сочетания… О, не каждый парфюмер сравнится со мной с искусстве смешивать декокты и эссенции, выпаривать растворы и вымачивать препараты! И прошу учесть, у меня не было даже собственной лаборатории! И вот перед вами он — результат.

— То есть это тело…