Одна на миллион

– Тебя вообще никто ни о чём не спрашивал, так что помалкивай, – огрызнулся Стас, потом снова повернулся ко мне. – А ты… стерва ты и есть. Думаешь, раз у тебя папа, то можно о других ноги вытирать? А без папочки ты кто? Ни-и-икто.

– Стас! – прикрикнула на него Маринка. – Ты думай, что говоришь!

– Да пошла ты! – Стас дёрнул рукой и смахнул со стола кружку. Стекло со звоном разлетелось осколками по каменному полу.

К нам тут же подлетел официант.

– Какие-то проблемы? – стараясь оставаться учтивым, спросил он.

– Счёт принесите, пожалуйста, – попросила я.

– А ваш счёт оплачен. Но вот за разбитую посуду придётся заплатить.

– Как оплачен? Кем? – не поняла я.

– Молодым человеком, который присоединился к вам позже остальных и уже уехал.

Соболев! Я даже растерялась, не зная, что и думать.

– Но за посуду…

– За посуду заплатит он, – кивнула я на Стаса.

33

Мы с Маринкой решили дожидаться её Ваню на улице.

– Ты не обращай на Кариха внимания, просто он напился, вот и понесло. С кем не бывает.

Я пожала плечами, мол, мне всё равно. Мне и правда всё равно – что мне этот Карих, когда у Соболева, оказывается, какая-то Наташа всплыла?

По счастью, Маринкиного заплутавшего жениха долго ждать не пришлось. Минут через пять он уже подъехал к бару на старенькой тойоте. Маринка нас познакомила, но я, если честно, особо его не разглядывала. Чужие женихи волнуют меня крайне мало, особенно если это жених подруги и особенно если голова забита совсем другим человеком.

– Тебя куда? – спросила Маринка.

Домой сейчас ехать не хотелось совершенно, и я продиктовала адрес Киселёва. Он сам зазывал меня в гости, так что пришла пора воспользоваться его приглашением. Тем более не виделись давным-давно. Но главное, мне просто хотелось кому-нибудь излить душу. Кому-нибудь близкому, кто выслушает и утешит. А Киселёв с этой ролью отлично справлялся уже несколько лет.

Маринкин Ваня высадил меня у подъезда Руслана, и я увидела, что окна у него не горят. От досады я чуть выругнулась вслух. Я ведь ему заранее эсэмэску отправила, что приеду, и он ответил: круто. И вот так он теперь меня ждёт?

– Слушайте, можете ещё пару минут тут постоять, а то что-то у него света нет. Я быстренько поднимусь. Если он дома, то позвоню вам, а если нет…

– Хорошо, подождём, конечно, – заверила Маринка. – Он на каком этаже, этот твой друг?

– На третьем.

Киселёв, слава богу, оказался дома, просто спал. Накануне у них выдалась бурная гулянка, теперь вот приходил в себя.

– Ближе к обеду только по домам разъехались, – оправдывался он, протирая глаза. – Что-то я даже эсэмэски твоей не помню.

Потом прошлёпал босиком на кухню, взялся варить кофе. Я следом. Взгромоздилась на банкетку с ногами, обняв колени и пристроив на них подбородок. Он возился у плиты, а я меланхолично наблюдала за его манипуляциями. Спину Руслана рассекали четыре тонкие прерывистые полоски, явно от ногтей.

– Гляжу, жаркая ночь выдалась, – не удержалась я.

– А? Что? – обернулся Киселёв. – А, это…

Он повёл плечами, догадавшись, о чём я.

– Да, это так, по пьяной лавочке. Даже не помню толком… Лучше скажи, как у тебя дела? Всё так же тоскливо? Ни с кем там на своей работе не замутила?

Я промолчала. Киселёв снова оглянулся и посмотрел уже пристальнее.

– Так-так, ну, колись давай, с кем у тебя замут?

– Нет у меня ни с кем замута, – пробормотала я, вздохнув.

Руслан разлил кофе, сел напротив.

– А что есть? Я же вижу, точно что-то есть. Ты такая загруженная сидишь…

– Да ничего нет. Не знаю… Ну, в общем, есть один человек. – Я замолкла. Не думала, что будет так трудно выразить словами то, что меня так изводит. Но Киселёв не торопил, спокойно ждал, пока я соберусь с мыслями. – В общем, мне кажется, что я его люблю. А может, и нет. Не знаю, короче. Я запуталась. Но понимаешь, я всё время о нём думаю. И мне так плохо. И сердце у меня то болит, то колотится.

– А он что?

– А что он? Раньше мне казалось, что он тоже неравнодушен. А теперь… он как будто охладел. Не смотрит, не разговаривает со мной. Со всеми разговаривает, а со мной нет. И вроде как с другой встречается. А я уже измучилась вся.

– Бедная моя Энжи. А кто он такой-то?

– Да начальник мой. Соболев Вадим Сергеевич.

– О, служебный роман.

– Если бы. И вот ты понимаешь, по отдельности мне он не нравится абсолютно, а целиком…

– Как это – по отдельности?