Одна на миллион

Когда пять тысяч «деревянных» оказались в моих руках, я разложила их веером и помахала перед лицом пациентки.

– Отдайте, – жалобно попросила она.

– Отдам, но только после того, как вы расскажете всю правду.

– Какую еще правду? Я сейчас врача позову.

– Если вы насчет Абакшонка, то он дает показания милиции. Вы же не хотите беседовать с милицией?

Больная не захотела общаться с представителями правоохранительных органов, а мне сказала:

– Я не крала эти деньги. Та девушка, что лежала со мной в палате, сама мне их дала. Маша сказала, что у нее много денег и она хочет потратить их на благотворительность. Мне так повезло, что ее ко мне в палату положили! Машенька очень хорошая, добрая, но несчастная, – шмыгая носом, говорила больная.

– Почему несчастная? – уточнила я.

– Потому что... родители у нее сволочи. Это она сама мне так сказала.

– И в чем же это выражается?

– Ну я точно не знаю.

– А если хорошо подумать? – Я помахала деньгами перед носом больной.

– Ну, Маша сказала, что они всю жизнь ее обманывали, что они даже друг друга обманывают. У папы есть любовница, а у мамы – любовник. Еще они погрязли в каком-то теневом бизнесе, наживаются на горе других людей и даже Машу превратили в игрушку.

– В игрушку? – недоверчиво переспросила я.

– Да, так она и сказала, а потом добавила, что была игрушкой, но теперь решила начать самостоятельную жизнь вместе с тем мальчиком, который в соседней палате лежал.

– А что с ними случилось, Маша не говорила?

– Сказала, что нелепая случайность, и все. Я не особо любопытная, в душу к ней не лезла, а вот она в мою проникла. Я ведь порой плакала от невыносимой боли. Девочка расспросила, что со мной, кто и что может мне помочь, а я сказала, что на операцию нужны деньги. Мой муж уже всю скотину распродал, чтобы Ивану Кузьмичу заплатить, осталась последняя корова. Маша перед уходом сказала, что не надо продавать корову, и дала мне деньги. Я не хотела брать, но она не слушала, положила деньги на тумбочку и ушла. – Женщина состроила жалостливую мину и спросила: – Вы отдадите мне их, нет?

– Это будет зависеть от того, насколько вы со мной откровенны.

– Я откровенна.

– Тогда скажите, почему Маша вдруг решила сбежать из больницы?

– Не знаю. Сначала к ней заглянул ее парень, она к нему вышла в коридор, а минут через пять Маша влетела в палату, переоделась в свою одежду, сунула мне деньги, попрощалась и была такова.

– А у нее были с собой какие-то бумаги?

– Точно не скажу. У нее целая спортивная сумка была чем-то набита. Может, в ней и были какие-то документы, – женщина задумалась. – А может, и не было.

– Куда Маша теперь подалась?

– Не знаю, она об этом мне не говорила.

Я не стала больше терзать расспросами больную женщину, отдала ей Машину благотворительную помощь и, попрощавшись, вышла из палаты. В коридоре я наткнулась на Трунова, он сказал, что выяснил все обстоятельства побега, поэтому в больнице нам больше делать нечего. Мы вышли на улицу, я закурила, а Николай стал мне рассказывать:

– Вчера около одиннадцати вечера в закрытую дверь больницы постучал какой-то парнишка лет пятнадцати, причем не местный, не кочуринский, и попросил передать записку Антипову. Сторож, естественно, исполнил роль почтальона.

– Что было в той записке?

– Неизвестно. Дед клянется, что записку не читал, потому что ему воспитание не позволяет так поступать. А через полчаса эта парочка спустилась со второго этажа, и сторож, поддавшись на слезные уговоры рыжей девчонки, выпустил их.

– Наверное, они подкрепили свою просьбу деньгами. Это ее стиль, – сказала я и поймала себя на мысли, что сама частенько поступаю точно так же. Только, в отличие от Машки, я трачу деньги, которые заработала сама.

– В этом дедок мне не признался. – Трунов мягко улыбнулся. – Да, утром сторож сам же и доложил обо всем главврачу. Тот его ругать не стал, а сказал буквально следующее: «От этих больных мог геморрой начаться, а раз сами ушли, то и геморроя не будет. Молодец, Григорий Васильевич, ты все правильно сделал».

– Тогда выходит, что Абакшонок сам того парнишку прислал, так?

– Не знаю. По-моему, Иван Кузьмич – порядочный человек, – возразил мне Трунов.

– А по-моему, это далеко не так. Он взятки с пациентов по-черному берет, в этом мне одна больная призналась, под легким нажимом. – Про шантаж благотворительными деньгами я из скромности умолчала. – Ей срочная операция требуется, а Иван Кузьмич мурыжит ее, ждет, когда родственники последнюю корову продадут. И наши друзья наверняка за свое пребывание в стационаре заплатили, но не в кассу, а в карман главврача. Вот Абакшонок и засуетился.

– Может быть, только это не мой участок. Пусть Лескин в этом разбирается или дает информацию о мздоимце кому следует. Хотя, конечно, интересно, кто предупредил Антипова. У вас есть еще какие-то соображения по этому поводу? Или вы только главврача больницы подозреваете?

Других подозрений у меня не было, но сразу после этого вопроса они появились. Как озарение.