Одна на миллион

– Ты знаешь, все не так просто оказалось, – признался Кирьянов. – Документов практически никаких не обнаружили, ни учредительных, ни бухгалтерских, а люди, которых мы взяли, по этому делу молчат. Единственное, что нам удалось выяснить, так это то, что фирма оформлена на некоего Пегина, но он пешка пешкой. Восьмидесятилетний старикашка со вставной челюстью и слуховым аппаратом, ветеран войны, куча орденов и медалей. Мы его допрашивать стали, а он нам китель со всем этим хозяйством из шкафа достал и принялся речь толкать о том, как он Родину, не щадя своей жизни, защищал. И ведь так говорит, будто сорок пятый год сейчас на дворе! Короче, давить мы на него не стали. У дедушки явно уже старческий маразм. Кто-то подставил ветерана, но кто, мы пока не знаем. А у тебя как дела? Нашла беглецов?

– Стыдно признаться, нашла и упустила. Вот теперь гоняюсь за ними по всей Тарасовской области, но, может быть, придется даже расширить поиск.

– Таня, мне кажется, что все документы у этой парочки. Во всяком случае, мои фигуранты так говорят.

– У меня тоже есть такие подозрения. Более того, не исключено, что за ними из Тарасова «хвост» увязался.

– Какие у тебя основания так думать?

Я вкратце рассказала Кирьянову про аварию на мосту и кочуринскую больницу.

– Да, возможно, ты права. Я попробую потрясти своих фигурантов насчет Степанченко. Танечка, ну и ты подсуетись, пожалуйста, надо найти эту парочку, и побыстрее.

Киря попросил меня об этом так жалобно, будто я сама не была заинтересована в скорейшем возвращении Маши Барановой домой. Нет, иногда, в очень редких случаях, можно затягивать расследование, ведь оплата моих услуг повременная. Но это был не тот случай. Беглянка тратила деньги со счета на пластиковой карте.

– Хорошо, Володя, я постараюсь.

Мы еще немного поговорили с Кирьяновым, и я отключилась. Единственное, что я могла предпринять, так это поехать в тот город, где находился детский дом, из которого Барановы взяли Машу. Этот маршрут был в какой-то степени предсказуемым, а потому маловероятным, но зато в этом же направлении.

Приехав в город, я первым делом узнала, где находится детский дом. Мне сказали, что он по-прежнему, как и двадцать с лишним лет назад, располагается на улице имени Клары Цеткин. Туда я и поехала. Здание детского дома произвело на меня самое грустное впечатление, несмотря на то что оно было памятником архитектуры ХIX века. Так было написано на мраморной табличке, а еще там говорилось, что оно находится под охраной государства. В этом я усомнилась – от естественного разрушения его точно никто не охранял. Из-за аварийного состояния этого строения рядом с ним даже стоять страшно было. Нетрудно было догадаться, что было внутри. Скорее всего детдомовцы жили в самых ужасных условиях.

Я не ошиблась, уже интерьер вестибюля говорил о том, что ремонта там не делали много-много лет. От лепнины на потолке остались лишь отдельные фрагменты, которые следовало поскорее убрать, чтобы они не обрушились кому-нибудь на голову. Потрескавшиеся стены, выкрашенные в темно-синий, почти черный цвет, откровенно пугали, поскольку рождали самые мрачные ассоциации. На полу был вытертый и латаный-перелатаный линолеум, причем на первой же заплатке я и споткнулась.

Вахтерша почему-то решила, что я пьяна и поэтому плохо держусь на ногах.

– Вы ошиблись, у вас тут пол неровный, – сказала я в свое оправдание.

– Смотреть под ноги надо, а не нос кверху задирать! Чего надо? Это детский дом, а не музей, – сказала бабка. Она сама очень походила на живой музейный экспонат первой половины прошлого века.

– Я знаю, что детский дом, поэтому хотела у вас спросить...

– Ходят тут всякие, а потом дети пропадают, – прогундосила бабка, а затем добавила: – Иди, иди отсюда! Нечего здесь посторонним делать!

Я поняла, что персонал в детском доме в большинстве своем грубый и наверняка приученный к взяткам. Вынув из сумки полтинник, я помахала им перед носом угрюмой тетки, а потом показала Машину фотографию.

– Скажите, эта девушка здесь случайно не появлялась?

– Была, – сказала вахтерша и протянула руку к пятидесятирублевке.

Все-таки деньги – сила! Однако я не спешила отдавать бабульке пятьдесят рублей, это была бы слишком большая плата за одно короткое слово. Мне хотелось, чтобы вахтерша продолжила вещать дальше. Но она оказалась неразговорчивой, поэтому я стала задавать ей наводящие вопросы, как в ток-шоу.

– Эта девушка одна была или с парнем?

– Да, с парнем.

– Чем он вам запомнился? Ну, были у него какие-то особые приметы?

– Были. Рука в гипсе, только не помню, какая – правая или левая.

Уф! Значит, это точно они. Вахтерша не вешает мне лапшу на уши. Какая я все-таки молодец, что не стала отказываться от этой версии!

– Сколько времени они здесь пробыли? Когда ушли?

– Были около часа, а ушли минут за десять до тебя. Они-то сказали, что когда-то здесь воспитывались, я их и пропустила к заведующей. А ты кто?

– Частный детектив.

Бабуля жалостливо посмотрела на пятьдесят рублей, и я отдала ей деньги.