Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Длинный загнутый мол лезет в море — все ближе к влажному туману рассвета. Маленькие рыбы прыгают над водой. По камням стрекочут чьи-то беспокойные гета [71], и вскоре в серой дымке вырисовывается мечтательное сиреневое кимоно. Оно несколько раз проносится мимо, и запах каких-то простодушно-влажных духов цепляется за меня. Напудренное личико на тоненькой шее приготовило улыбку. Я улыбаюсь тоже и знаю — мы рады друг другу. Она садится рядом и начинает быстро-быстро говорить по-японски. Но, взглянув на меня, гостья понимающе-сокрушенно покачивает головой — у новой знакомой глуповато-унылый вид, новая знакомая японского языка не постигла. Японка выбирает английские слова (при этом она причмокивает губами и сквозь зубы смешно втягивает воздух). Их оказывается совсем мало, и звучат они как-то странно, но мы очень скоро начинаем понимать друг друга… Во-первых, нас умиляет то, что мы одинаковых лет. Выясняется также, что мы обе чрезвычайно одиноки: без пап, мам и свитхартов (ухажеров). Что мы обе любим небо и море, хорошую погоду и синий цвет. Мы понимающе глядим друг на друга и много смеемся. Потом я утешаю ее одинокую душу бананом, а она протягивает мне пеструю коробочку с разноцветными тоненькими папиросками, такими же изящными и немного «фиктивными», как и многое у меланхоличной напудренной мусмэ (барышни). Расставаясь, мы не можем не условиться о новой встрече — мы слишком хорошие друзья…

Серая спираль шоссе все выше и выше… Внизу остается земля, заплатанная рисовыми полями, вправленная в синеву залива. Молоденькая деловитая билетерша веселым речитативом разъясняет, кому куда нужно смотреть, обещает представить все красоты Унсена — большого парка. За окном автобуса — темно-зеленой бархатной глубиной дышат частые заросли туи. Ласково светлеют легкие бамбуковые рощи. Внизу земля все больше и больше похожа на раскрашенную карту… А вот совсем мистическая картина: клубящийся пар, земля, как кипящий котел, пузырится и кипит — поистине демоническое место. Ужасно воняет тухлым яйцом. В этих облаках японские студенты упоенно снимают друг друга…

Легкая сеть дождя. Мы сидим на циновке — у нас «вокальное отделение». Сиреневая мусмэ играет на гавайской юкулеле. Я осипшим от ветра голосом пою «Санта Лючия», и мы обе киваем и говорим: «Вери велл, вери велл».

Она дотрагивается до своего кимоно, указывая на неясные цветы, напоминающие хризантему, и говорит «Май нейм Кикуйо-сан. Кикуйо», — тут она снова указывает узким пальчиком на свое хризантемное кимоно. Я догадываюсь и умиляюсь: «Кикуйо» – хризантема.

Я в свою очередь представляюсь: «Май нейм — Лариса» — и рисую полоску моря и чайку над водой…

«О, хоросе… японски — камонэ».

И вот мы называем друг друга новыми именами и очень довольны этим развлечением. Сеть дождя тяжелеет, и паруса на лодках принимают обрюзгшее выражение.

…В желтой пасти Ванпу скучились понурые суда. Большие шанхайские дома лезут в небо. Желтый автомобиль раздраженно гудит и везет нас по скорченным улицам. Наивные чемоданы, в которых летние платья, сосновые шишки и раковины — горестно вздыхают. А в памяти еще звучит нежный голосок мусмэ: «Камонэ». Так японцы называют чайку.

Кое-что о Пекине

О Пекине так много писали. Пекин весь описан и зафотографирован. Если вы впервые осматриваете все эти знаменитые места, вам кажется, что вы разгуливаете по открыткам, которые видели столько раз…

Особенно плохо вам приходится, если вы попадаетесь в руки опытному гиду. Тут вы чувствуете себя ничтожным, арестованным созданием, обязанным смотреть на то, что полагается, и тратить на осмотр ровно столько времени, сколько полагается. Тут уж вам не до осенних листьев на фоне высокого пекинского неба, не до отражений в озере. Пришли смотреть на стену Девяти драконов — вот и смотрите! И нечего тратить время попусту. Потому что там еще сидит и ждет вас в храме Нефритовый Будда со своей знаменитой таинственной усмешкой, которую вы должны непременно почтить.

И вы чтите усмешку. Она действительно таинственная.

Лично на меня такое же впечатление производит кошачья ухмылка, когда кошка сидит неподвижно с таким видом, точно она уже все давно знает, и наблюдает за вашими действиями не то покровительственно, не то саркастически – до тех пор, пока вам не становится просто неудобно за себя. Египтяне, как известно, верили в божественное происхождение кошек.

Драконы, игриво резвящиеся на стене, вам тоже нравятся. Вы обмениваетесь мнениями о чудесах древнего искусства и архитектуры, при этом «слегка» путаясь в династиях, небрежно бросаетесь тысячелетиями. Но когда, после предварительного сговора за спиной гида, вы раскланиваетесь с ним, щедро заплатив за беспокойство, наступает момент полного счастья, полной свободы!