Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

– Я думаю о том, что у меня нет родины…

Но в горах вокруг Киото весна не знает удержу… Вот навстречу мне бежит ручей. Я спускаюсь на своих городских каблуках, приникаю лицом к холодной воде и захлебываясь пью. И я уже понимаю, о чем говорит ручей. Весна дала мне свое причастие… Я полна такого смирения. Я так радостно взволнована. Весь лес говорит мне о чем-то понятном, но только забытом, как детство… Проходя мимо стемневшего кладбища, я срываю цветок камелии и кладу его на чью-то могилу…

А в парке под горой, в сиреневых сумерках, уже мреет свет розовых фонарей.

* * *

Мы уехали из Киото, оставив там весну. В Кобе было туманно, и мы избегались по Катгамачи (одна из самых больших улиц), тратя все душевные эмоции на магазины и являлись в театр в последнюю минуту.

Ах, эти губительные житейские страсти! Однажды мы решили спасти свои души и принялись с таким же рвением искать русскую церковь. Одна попавшаяся на нашем пути харбинка, не поняв такого религиозного экстаза, решила, что кому-то срочно требуется венчаться…

О работе мы много говорили только в начале гастролей. Потом она стала такой же обычной и неотъемлемой частью, как обед и купание. Мы быстро приспосабливались к каждому новому театру. Для танцовщицы театр состоит из трех частей: дирекции, которая должна платить деньги. Сцены, которая должна быть удобной, чистой и теплой. И публики — многоглазого и многогласого существа, живущего по ту сторону рампы и не имеющего ничего общего с отдельными человеческими индивидуумами…

В Нагойе оказалось три достопримечательности: фальшивые бриллианты для сцены, роскошные порции земляники с кремом и старинный замок с золотыми рыбами на крыше. Замок был окружен парком, старинной каменной стеной и рвом с водой, а рыбы были очень большие и сделаны из чистого золота…

* * *

Осака коптит своими бесчисленными трубами и ведет деловой образ жизни. Осаке не до цветения вишен… Но не более часа езды на электропоезде — и вишни свободно справляют свое торжество в горах.

В горах все по-другому. Розовые вишни взбегают на горы по краям дорог. Праздничные и любопытные, они неотступно следуют за нами… Наконец вишни нерешительно отступают. Мы поднимаемся на самую вершину — к храму Пкома. Высокие темные сосны встречают нас. …Здесь, под самым синим, звонким небом обитель духа. В эти врата надо войти с чистыми мыслями, надо вымыть руки и выпить воды из священного источника…

* * *

Театры тоже празднуют цветение сакуры. Гирлянды бумажных цветов висят у входа. Пестрая толпа наполняет зал. Испанскую сиесту сменяет призрачное морское дно… Появляются небоскребы, и сцена наводняется черными фраками и цилиндрами. Но вот прозрачный занавес заволакивает сцену. Сначала видны только цветущие вишни и яркие фонари на переднем плане. Потом в глубине сцены появляются ритмично двигающиеся пестрые фигуры. Слышатся меланхолические звуки сями-сен… Завеса исчезает. Розовый свет разливается по сцене. Среди цветов двигаются игрушечные женщины, похожие на пестрых бабочек. Они грациозно взмахивают крыльями рукавов, покачивают головками на гибких шеях. Они раскрывают прозрачные зеленовато-голубые зонтики. Музыка крепнет. Трубы подхватывают мелодию сями-сен и торжественно разливают ее по залу. Это — праздник весны, праздник цветения сакуры!

В глубине, в светло-розовой пене цветов, возникают все новые и новые зеленовато-голубые зонтики. Они вертятся, кружатся, меркнут и расцветают снова — маленькие голубые солнца в розовых облаках. На сцене шестьдесят четыре пестрых кимоно… Дождь лепестков сыплется сверху… В этом упоенном головокружительном праздненстве, в этом розовом кипении цветов, в этом ликовании красок — вся весенняя поэзия Японии…

* * *

В Осаку мы возвращаемся словно домой. Служанки отеля встречают нас как друзей: улыбаются, приносят цветы. Заведующий отелем, которого мы прозвали Тарзаном (за его невероятную для японца величину и всегда радостный оскал), сияет, как солнце. Отель сразу оглашается воплями:

– Тарзан-сан, я хочу яичницу!

– Ес, сэр!

Он неукоснительно называет нас сэрами…

В Осаке мы встречаем Пасху. В тихой устланной циновками церкви кроме нас только трое русских. Это японская православная церковь. Странно слышать японские слова в православных напевах, но молодой хор поет так хорошо, что весь воздух церкви кажется наполненным тихой радостью, теплотою зажженных свечей.

По счастью, в пасхальные дни мы не работаем. В отеле на столе наших девушек — новые салфетки, булочки, слегка напоминающие крохотные куличики, цветы и покрашенные синими и красными чернилами яйца. Торжественно гремит викторола, которая разъезжает с нами из города в город. Я же с самого утра исчезаю в горы.