Одна на всех

Наташа плакала, глотала слезы. Она все-таки разделась, встала под душ, но за мочалку браться не спешила, стояла столбом, а вода лилась на нее. Тогда Рита сама взялась за дело, с остервенением намылила ее и вышла из душа.

Наташа смыла с себя пену, вытерлась полотенцем, которое Рита принесла в душ, шагнула в комнату и огляделась. Ее мучительницы там не было, а вместе с ней исчезла одежда. Остался только банный халат, такой короткий, что стыдно было его надеть. Но лучше хоть что-то, чем совсем ничего.

Колю Малькова Егор спас дважды. Причем от одной и той же пули. Сначала он вынес его на себе с поля боя, а затем вернул с того света. У Малькова остановилось сердце, врачи отправили его в мертвецкую, но Егор не поверил в его смерть. Как будто кто-то нашептал ему на ухо, что Коля жив. Он нашел его среди покойников, нащупал пульс. Останавливалось его сердце или нет, Егор не знал, но теперь оно билось. Робко и слабо, но все-таки. Еще чуть-чуть, и Мальков остался бы здесь навсегда.

Коля уже два года жил мирной жизнью. Не так давно прислал письмо, позвал Егора к себе в гости. Мол, я дом новый поставил на берегу Вятки, баньку срубил. Вот Егор к нему и заявился. Да не один, а всем табором.

Коля понял все правильно. Он открыл не калитку, а ворота, как будто душу распахнул.

Дом хороший, бревенчатый, обшитый вагонкой, толстые стены, крепкие полы. Четыре комнаты, три печки — одна большая, две поменьше. Хозяйство вполне справное — молочная корова, бычки на откорм, гуси, куры.

Только вот смотреть за этим было некому. С женой у Коли что-то не заладилось. Была да сплыла. Вроде как к матери в деревню отправилась на какое-то время, а там кто его знает. Может, за девичьей фамилией подалась.

Коля на вид невзрачный, маленький, на лицо, мягко говоря, не очень, а жена — баба видная, глаза у нее озорные, красивые. Смотрит на Колю с фотографии, улыбается ему, зовет, а он в ответ только вздыхает, не верит ей.

— Я ведь все могу! — заявил Коля и приложил кулак к груди. — Дом этот сам, своими руками! А работа! Я же бригадир в лесохозе! Все меня ценят, уважают! — Он снова глянул на фотографию жены, и его рука в третий раз потянулась к бутылке.

Егор согласно кивнул. Грех не выпить с человеком, который приютил его семью.

Мама была недовольна, но виду старалась не подавать, понимала, что лучше временные трудности, чем постоянная боль, а то и вечный покой.

Бандиты взялись за Егора всерьез, и он решил с ними не шутить. Для начала вывез семью и Розу. Непросто это было, намучились все, пока до Коли добрались. Тот мог послать их по всем известному адресу, но, к счастью, принял всех как родных. И на постой уже определил — маму с Розой в одну комнату, детей в другую. А Егор уже завтра отправится в обратный путь.

Маме он сказал, что возвращается в часть. Напишет рапорт на увольнение, получит вольную и двинет обратно.

В часть он, конечно, вернется. Но у него еще есть неделя. За это время он постарается решить вопрос с бандитами. Руки у него развязаны, а оружие можно добыть в первом же бою. Страха нет, есть только абсолютная уверенность в своих силах. Та самая, которая не раз, красиво говоря, бросала его грудью на амбразуры, но при этом оставляла в живых.

— Меня к себе в лесхоз возьмешь? — спросил Егор.

Время позднее, женщины уже спят или создают видимость. А Егор с Колей в бане. Здесь у хозяина все по уму, и отдохнуть после парилки можно, и выпить. В предбаннике на стене свадебные фотографии. На них и его гордость, и печаль.

— Тебя? — Коля удивленно повел бровью.

— На пенсию выхожу. А места здесь у вас, я тебе скажу, отменные. Дом поставить поможешь?

— Егор, какие вопросы? Здесь тебе все рады! И дом поставим, и женим…

— На ком?

— Так невеста же при тебе.

— Ну, я бы так не сказал.

— Да? — Глазки у Коли замаслились.

— Сестра старого друга.

— А-а!

— Вместе в историю вляпались.

— Понятно. А про историю ты уже рассказал. Из нее надо ж как-то выпутываться.

— Бандиты только один язык понимают.

— Да, но их много.

Егор провел рукой по дубовому венику, который висел чуть ли не у него над головой.

— Знаешь, как веник ломать надо? По одному прутику.

— А если прутиков много?

— Терпение и труд все перетрут. А крови я не боюсь.

— Не крови надо бояться, а неволи. На всю жизнь загреметь можно.

— Можно, — не стал спорить Егор.

— Тут тоже всякие приезжают, лес у нас берут за копейки, а сами потом за доллары продают! Денег у них выше крыши. Их могут прижучить за незаконную вырубку, но посадят-то все равно меня!

— Сам их прижучь. Так хоть не зря посадят.

— А толку? Не будет одних, другие придут!

— А если ты сам станешь рубить и продавать?

— Думаешь, это так просто? Нужно знать, куда, кому, что. Они в курсе, а я нет.

— Узнай.

— Нет, не мое это.

— Тогда и не надо, — сказал Егор и пожал плечами.