Одна, но пагубная страсть

Ленка наотрез отказалась оставаться в моей квартире одна, но и в свою идти тоже не хотела. Возможно, боялась мордастых, а может, просто злилась, что Дима ее не пригласил. Сказала, что погуляет. Означать это могло одно: будет отираться возле кафе.

— Знаешь что, — заявила она, когда мы уже собирались покинуть квартиру. — Надень-ка голубой топик. И губы накрась. И ресницы.

— Зачем это? — удивилась я. Днем, да еще в такую жару косметикой я не пользовалась.

— Затем, что тебе надо быть во всеоружии. Вдруг придется Диму соблазнять?

— Зачем мне его соблазнять? — растерялась я.

— Неизвестно, что у него на уме. Значит, ты должна его в себя влюбить и вертеть им как заблагорассудится. В детективе, что я ночью читала, героиня именно так и поступила. Там мужчина теряет голову и идет у нее на поводу. Ради нее готов жизнь отдать и все свои деньги до копеечки.

— Ну, это ты хватила. Кто ж из-за меня раскошелится?

— Ты красавица, это каждый скажет. Ты, главное, ласково с ним поговори, ну, чтоб надежду в нем пробудить. А если позовет куда, ты того.., поезжай.

— Сдурела, что ли? — возмутилась я.

— А если для дела нужно? Для общего, так сказать, спасения?

— В детективах мои любимые героини никогда не спят с мужчинами, которые им не нравятся, — отрезала я.

Ленка надула губы и замолчала, и мы наконец-то покинули квартиру.

* * *

Я вошла в кафе и огляделась. Димы не было, что меня не удивило: он всегда опаздывает. Я заняла столик возле окна и заказала себе чаю. Тут и Дима подкатил. Вышел из тачки хмурый и даже злой, но в кафе появился с широкой улыбкой.

— Катюшка! — сказал весело, поцеловал меня и устроился напротив. — У тебя кофточка новая.

— Старая, — поспешно ответила я. Ленкины слова все-таки внесли сомнения в душу, и к Диме я теперь приглядывалась не только с подозрительностью, но и с неприязнью.

— Да? Значит, я ее раньше не видел. Как дела? Отдыхаешь? Чего с Наташкой в Геленджик не поехала?

— Денег нет.

— Ну, сказала бы мне. Я бы дал взаймы.

— Я с родителями попозже поеду.

— А-а.., предки на гастролях? И ты, значит, свободна, как ветер?

— Почему? — насторожилась я. — У меня еще дедушка с бабушкой.

— Они же отдельно вроде живут.

— Ну…

— Вот я и говорю… Катюха, — вдруг позвал он, — у тебя все в порядке?

— Конечно.

— Правда? Какая-то ты чудная. Вроде как зубами маешься.

— Ничем я не маюсь. Ты о Наташке хотел поговорить.

— Хотел, — запечалился Дима. — Мы ведь с тобой друзья?

— Ну…

— А друзья должны помогать друг другу. Верно? — Дима кашлянул и посмотрел на меня с томлением. — Наши отношения с Наташкой, как бы тебе сказать.., дали трещину. И я здорово переживаю. В Геленджик умахнула, ничего мне не сказав…

— Не ври. При мне звонила.

— Звонила. Когда уже билет купила. Я хотел ее проводить, а она заявила: «Обойдусь». Это как, нормально?

— Милые бранятся, только тешатся, — философски ответила я.

— Тебе хорошо говорить, а у меня чувства. Я, может, себе места не нахожу…

— Позвони ей и предложи руку и сердце, она сегодня же примчится.

Такие радикальные меры не пришлись Диме по вкусу, физиономия его скривилась, но он взял себя в руки.

— Я не готов жениться.., в смысле, пока не готов.

Дима был женат уже трижды, и я охотно могла поверить, что привычку жениться он давно отнес к разряду вредных.

— Тогда просто скажи, что любишь ее.

— Да я по сто раз на дню… Боюсь, дело не во мне, — загрустил он. Тут официантка принесла ему кофе, Дима отвлекся, задержав взгляд на ее груди, а потом на ногах, и немного сбился с мысли. — О чем это я? Да.., боюсь, дело не во мне, — со вздохом повторил он. — Боюсь, кто-то встал между нами.

— Боишься и продолжаешь пакостить, — покачала я головой.

— В каком смысле? — опешил Дима.

— Ты бы с продавщицами завязал.

— Какие продавщицы? — заволновался он. — Да мне и в голову… Наташка для меня… Да я жизнь за нее отдам, если хочешь знать!

— Тогда тем более завяжи, — гнула я свое. — Потому что Наташке продавщицы не нравятся.

— Катя, я тебе клянусь… Я пострадал совершенно безвинно. Она бы хоть подумала, ну разве можно равнять ее и какую-то продавщицу?

— Равнять нельзя, — кивнула я, а Дима обрадовался:

— Вот…

— Но Наташка уверяет, что мужики козлы и извращенцы. На что угодно способны позариться.

— Это я козел? — опешил Дима.

— Я этого не говорила, — дипломатично ответила я. — Но с продавщицей завяжи.

Он с минуту на меня таращился, потом кивнул.

— Хорошо. Но у меня свои сомнения. Скажи по-дружески, у Наташки кто-то есть?

— Нет.

— Врешь.

— Не вру. Могу побожиться.

— Значит, она и тебе ничего не рассказывала, — загрустил Дима.

— Не может такого быть, — отвергла я эту мысль.

— Разные бывают обстоятельства, — хмуро продолжил Дима. — Вдруг он, к примеру, просил ее никому о нем не рассказывать?

— И Наташка такая дура, что послушает? — хмыкнула я.

— Почему дура? — растерялся Дима.

— Потому что если парень просит никому о нем не рассказывать, этому должна быть причина. Так?

— Конечно.

— Значит, следует побыстрее о нем узнать как можно больше. А как узнать? У людей поспрашивать. Значит, эффект получается обратный. В общем, если б он ее об этом попросил, полгорода уже бы знали.