Одна ночь

Когда адвокат ушел, он перечитал письмо герцога, надеясь, что сумеет понять немного больше, чем в первый раз. Однако количество вопросов, на которые у него не было ответа, не уменьшилось.

Но минуту спустя он подумал, что объяснение этому загадочному посланию можно получить у герцогини.

Глава 10

Несмотря на то что Люсьен уже знал о смерти лорда Уоррингтона, солома, разбросанная напротив дома, явилась для него подтверждением страшной реальности произошедшего.

Дворецкий с красными от слез и бессонницы глазами распахнул перед ним дверь.

— Мне очень жаль, милорд. Ее светлость в трауре и не принимает посетителей.

— Я знаю о смерти лорда Уоррингтона, — сказал Люсьен, доставая из кармана плаща письмо герцога. — Сегодня утром его адвокат принес мне это послание. Я должен поговорить с герцогиней насчет его содержания.

Дворецкий внимательно рассмотрел сломанную печать. По-видимому, это его удовлетворило, потому что он распахнул перед Люсьеном дверь.

— Как мне о вас доложить?

— Дейнридж, — нетерпеливо ответил Люсьен.

— Пройдите сюда, лорд Дейнридж. Ее светлость находится в кабинете герцога.

Опираясь на трость, Люсьен прошел за дворецким. Оказавшись перед массивными дверями кабинета, тот постучал.

— Да, Мэннингс? — раздался тихий голос. Этот голос Люсьен не мог перепутать ни с чьим другим. Он был хрипловатым и необыкновенно женственным. Звук этого голоса напомнил ему о запахе жасмина, медовой коже и россыпи белокурых локонов. Но невероятным усилием воли он постарался унять эти воспоминания и загнать их в дальние утолки своей памяти, где сейчас им было самое место.

— Лорд Дейнридж пришел повидаться с вами, ваша светлость.

— Да, Мэннингс, пусть войдет, — ответила Серина после недолгой паузы.

Дворецкий распахнул двери, и Люсьен вошел в кабинет. Серина стояла возле отделанного белым мрамором камина. Вся в черном, лишь золотистые волосы рассыпались по плечам. Что это, искреннее проявление скорби или дань традициям?

Она медленно повернулась к нему и непроизвольно поднесла руки к груди. Она хотела защититься от него или просто замерзла?

— Милорд, — поприветствовала она его тихим шепотом.

Люсьен ответил ей вежливым поклоном и шагнул ей навстречу, но она отпрянула в сторону.

Он увидел, что ее лицо покрывает нездоровая бледность, а глаза опухли и покраснели от слез.

— Мне очень жаль, — начал он, чувствуя, к своему удивлению, что действительно переживает по поводу случившегося. — Я узнал обо всем менее часа назад.

Она стояла молча. По выражению ее лица Люсьен понял, что она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Сзади, над камином, висел ее портрет, написанный, несомненно, в те времена, когда она была счастлива. Художник сумел уловить и нежный рисунок ее губ, и сияние голубых глаз, и изящный наклон головы.

— Зачем вы пришли? — спросила Серина.

— Сегодня утром меня навестил мистер Хиггинс, — сказал Люсьен. — Он принес мне письмо, которое ваш муж написал на прошлой неделе.

Дрожащими пальцами Серина взяла протянутое ей письмо и начала читать. Затаив дыхание, Люсьен следил за ней, думая о том, будет ли это послание неожиданным для нее. Она дочитала, но все еще избегала встречаться с ним взглядом.

— Итак, — сказал он, — что все это значит?

Она быстро заморгала, чтобы не заплакать, но несколько слезинок все же скатились по ее щекам.

— Я прошу прощения… Мне очень жаль… Сайрес не должен был…

— Не должен был что? — спросил он, стараясь, чтобы тон, которым он произнес этот вопрос, не казался слишком настойчивым.

Она отвернулась. Он догадался, что она плачет.

— Ему не нужно было обращаться к вам и возлагать на ваши плечи ответственность за мое благополучие.

— Но он сделал это, потому что знал о наших отношениях, не так ли?

Серина кивнула, не поворачиваясь.

Люсьен смотрел, как ее плечи содрогаются от почти беззвучных рыданий, и больше не мог сдерживать свои чувства. Несомненно, она заслуживала хоть немного участия. Да, она обманула мужа, но, совершенно очевидно, он не был ей безразличен.

Он отставил трость в сторону и подошел к Серине. Что она станет делать, если он к ней прикоснется? Он остановился, боясь испугать ее, но потом осторожно положил руки ей на плечи. Она немного напряглась, но не оттолкнула его. Люсьен медленно повернул ее к себе и прижал к своей груди. Она молча приняла его объятия, прильнула к нему и громко разрыдалась.

Никаких причитаний, никаких жалоб, чтобы добиться сочувствия. Она вела себя совсем не так, как Равенна. На его груди она находила успокоение и возможность хоть немного облегчить свое горе.

«Господи, — подумал Люсьен, — какое наслаждение просто сжимать ее в объятиях!» Он чувствовал, что именно об этом мечтал все дни, которые провел в разлуке с ней. Видя ее искреннее горе, он был готов забыть о том, что она изменяла мужу.

Был готов, но не мог. Он ласково провел рукой по ее влажной от слез щеке.

— Как он узнал о нас?

Она вздохнула и вытерла глаза носовым платком, точной копией того, что лежал в кармане его плаща.

— Он слышал, как мы разговаривали в библиотеке у Эддингтонов.

Люсьен мысленно выругался про себя.

— Он сильно рассердился?