Одна ночь

Яннус снова отстал, хотя и работал руками, поддавая ногам ходу. Только ноги, казалось, и не замечали этого. Они заплетались, норовили по-прежнему разъезжаться. Да и руки разлетались в стороны. Как корова на льду, подумал Яннус, - временами ему приходили на ум выражения, которые вроде и не к лицу культурному деятелю. Но что поделаешь, если зло берет, что бог создал тебя таким неокладным - и ступать-то по-человечески не можешь. В эту ночь ему было особенно не по нутру его физическое "я". Руки-ноги, конечно, внушительные, полуботинки носил он сорок пятого размера, оттого и сапоги пришлось брать на фабрике - в магазинах сорок шестого размера не было. Сапогу полагается быть на номер больше, чтобы можно было навернуть портянку, - науку эту Яннус познал еще на действительной службе. Наматывать портянки он умел хорошо, руки у него с любым делом справлялись. Подводили ноги. В коленях и бедрах длины хоть отбавляй, но с них-то беда и начиналась, размышлял он про себя. Именно с голеней и бедер, которые излишне вытянулись. Собственно, в другое время он с ними беды и не знал, только теперь. Да еще в армии. Фельдфебель пытался было муштровать его ноги, да только терпение лопнуло. Не помогло и то, что Яннус через день чистил уборные и без конца лишался увольнительных в город: после начальной подготовки его направили в рабочую команду - для строевых частей республики* такой нескладный солдат не годился. Яннус ничего против не имел, ему, в свою очередь, не по душе была республика. Фельдфебелю он этого не стал объяснять, тот во время "освободительной" принимал участие в расстреле дезертиров, заслужив тем самым крест свободы второго разряда третьей степени и репутацию патриота. Бенно всегда умел в разговоре с фельдфебелем выставить его дураком. Тот даже не замечал этого.

Маркус сейчас тоже приходил подстегивать, только что может сделать какое-то гражданское лицо, если отступился даже вышколенный муштровик. У Маркуса вроде что-то было на душе, словно хотел поговорить о другом. А повел речь как обычно, когда нечего сказать или когда хотят скрыть то, что гнетет. Говорил, что снег будто из прорвы валит, что раньше утра не перестанет, бывает, продолжается несколько дней подряд. Вспомнил и о Хельмуте Валгепеа, о нем и его "Ориентах". И что "Ориенты" курил более состоятельный люд, пачка - тридцать пять центов. Сошлись на том, что Хельмут мужик ловкий, с ним не грех водить в трудное время компанию.

* Имеется в виду буржуазная Эстония.

Наконец поспорили о робости и о смелости. Маркус разгорячился и стал клясть малодушных, назвал их типами, которые берегут шкуру и прикрывают свои трусливые душонки высокими словами о надобности сохранить актив. Многих из этих трепачей, которые еще в начале июля драпанули в Нарву, почему-то не видно было ни в истребительных батальонах, ни в рабочих полках. На что Яннус ответил, что у Маркуса кипит в душе обычное презрение фронтовика к тыловым крысам, а если заглянуть поглубже, то и желание излить на кого-нибудь свою обиду из-за пережитых опасностей, из-за того, что пришлось четыре недели скитаться по лесам, уходить от преследования. Яннус сказал, что страх - это, по крайней мере, такое же присущее человеку свойство, как и воинственность и бесстрашие. Многие тысячелетия, от Гомера и еще раньше, человек без конца прославлял величие битвы и могущества воина, который держит в руках оружие, так что невольно возникает чувство, будто человек и война сливаются воедино. Но разве война самое достойное занятие человека? Никого нельзя осуждать за то, что он не рожден ходить под градом пуль и мин с поднятой головой. На это Маркус вспылил и спросил: разве коммунист сейчас смеет проявлять робость? Разве сейчас, когда немцы стоят у ворог Москвы и Лейиш рада, коммунист не обязан быть воином? Сейчас, в данный исторический момент, когда над нами занесен меч, - разве время восхвалять малодушие? Неужели они должны, зарывшись в мох и закрыв лицо руками, дожидаться, пока их расплющат гитлеровские танки? Кто меч поднимет, тот должен от меча и погибнуть. У Яннуса возникло желание пошутить над распалившимся другом, и он сказал, что это - библейская, жестокого господа жестокая истина. Еврейский бог был самым кровавым и безжалостным душегубом: ему было нипочем уничтожить тысячу или десять тысяч людей. Истина же коммунизма - это истина жизни, а не смерти. Этак каждый может объявить себя убийцей во имя жизни. И Гитлер заверяет, что коммунистов следует уничтожить, как злейших врагов человечества и цивилизации. "Если бы я не понимал, что ты меня сейчас хочешь просто подразнить, тебя следовало бы подвести под трибунал". Сказав это, Маркус прибавил шагу и вскоре исчез за пеленой снега. Обычно Маркус понимал шутки, но тут терпение у него лопнуло, из чего Яннус и заключил, что друга что-то гложет.