Одна ночь и вся жизнь

—Если бы я мог, то сейчас же ушел бы. Но я не могу. Я приехал сюда по важному делу. Семейному делу.

—Семейному делу? У меня нет семьи. — Нет ни братьев, ни сестер. Нет отца. А теперь и матери...

—Конечно, у тебя есть семья. — Он подошел поближе. — У тебя есть семья в Греции.

Семья в Греции. Сколько лет она это слышала? Упорная мантра ее матери, женщины, которая жила в другой стране, вдали от дома. Женщины, которая не испугалась даже того, что ее отвергнет родной отец.

В течение четверти века ее мама ждала подтверждения этих слов. Теперь, всего через несколько дней после ее смерти, их, наконец, произнесли, словно это был талисман для ее дочери Софи.

—Перестань!

Он схватил девушку за плечи, заставив прекратить истерический смех.

Софи пожала плечами, пытаясь высвободиться. Наконец он отпустил ее.

—У меня нет семьи, — повторила она, пристально глядя в его глаза.

—У тебя есть дедушка и...

—Как ты смеешь?! — резко спросила она. — Ты имеешь наглость упоминать о нем в этом доме?

Софи сумела продержаться последние несколько дней только потому, что отказывалась вспоминать о том, чего она не могла изменить. Только потому, что говорила себе, будто это не имеет значения… Все равно теперь все кончено. Больше никто не сможет обидеть ее мать.

А теперь приехал сторонник этой семьи и вернул ей боль, сожаление и ненависть.

Она задрожала. Но на этот раз не от слабости.

—Ты думаешь, что в моей жизни найдется место человеку, который отрекся от своей дочери? — прошипела она. — Который все эти годы делал вид, что ее не существует? — У Софи руки дрожали от еле сдерживаемой ярости. — Которому не хватило сострадания связаться с ней, когда она умирала?

На лице мужчины не отразилось никаких эмоций. Но в его глазах промелькнуло удивление, которое он не смог скрыть. Значит, это было для него новостью. И неприятной новостью, судя по тому, как он сдвинул брови.

—Тем не менее, мы должны поговорить. Я приехал не от имени твоего дедушки. Я приехал не по его, а по своему делу.

Софи в замешательстве покачала головой. Его дело? Должна ли она ему верить, или это какая-то хитрость?

—Но твои телефонные звонки... Они начались всего через несколько дней после того, как я связалась с моим дедушкой. Я тогда оставила сообщение и попросила, чтобы он перезвонил.

Умоляла, чтобы он позвонил и поговорил с ее матерью...

Софи собралась с силами, вспоминая те безнадежные дни. Вспоминая, как врач сказал, что они больше ничего не могут сделать, чтобы вылечить ее мать. Вспоминая, как она сама поступилась самолюбием, и нашла номер телефона Петроса Лиакоса, тирана, который отрекся от своей дочери, матери Софи. Но старик так и не позвонил.

—Я знал о твоей матери, но не знал, где она находится и как с ней связаться. Мне срочно нужно было с ней поговорить. Я смог узнать номер твоего телефона только после твоего звонка Петросу Лиакосу. Я звонил всю эту неделю.

Но Софи не отвечала на сообщения от какого-то незнакомого грека, которые слышала на автоответчике. Они начались в тот день, когда она уже готовилась к похоронам. Слишком поздно...

—Кто ты? — прошептала она. — Чего ты хочешь?

Костас пристально посмотрел в беспокойные глаза девушки. Он жалел, что не может оставить ее в покое и позволить ей остаться наедине со своим горем. Но он не мог уйти.

Ему была нужна эта женщина. Она была его единственной надеждой предотвратить чудовищное несчастье. Но теперь, к его ужасу, дело этим не ограничивалось. Костас едва мог в это верить. Но именно она вызывала у него такое сильное влечение, на которое он не мог не обращать внимания. Именно она!

Только этого не хватало! У него не было времени на вожделение. Особенно, если его вызывала, убитая горем девушка. Особенно, если эта девушка из семьи Лиакосов.

Но он не мог не смотреть на нее вожделенным взглядом. При виде ее изящной фигуры у него захватывало дух. Эти широко раскрытые медово-золотистые глаза, эти сочные губы... Под хлопчатобумажной рубашкой он видел высокую грудь. А эти старые джинсы облегали ее, как вторая кожа, подчеркивая длинные, стройные ноги.

Где же его честь? Его уважение к чужому горю? Его чувство самосохранения, наконец?

—Кто ты? — снова прошептала она, и он понял, что она его боится.

—Меня зовут Костас Вассилис Паламидис, — быстро сказал он. — Я бизнесмен, живу на Крите. У меня к тебе разговор. Мы можем поговорить где-нибудь еще? — Он обвел взглядом комнату. — Может быть, снаружи?

Он указал в направлении заднего двора. Где угодно, но не в атмосфере траура, которая чувствовалась в этом доме.

Она недоверчиво смотрела на него.

—После долгой поездки я хотел бы подышать свежим воздухом. Мне нужно немного времени, чтобы объяснить...

В конце концов, она медленно кивнула.

—Здесь рядом парк. Мы пойдем туда.

Она казалась такой хрупкой, что он сомневался, дойдет ли она до парадной двери, не говоря уже об улице.

—Наверное, это слишком тяжело для вас. Мы можем...

—Это вы захотели поговорить, мистер Паламидис.

Ее щеки покрылись еле заметным румянцем.

Он кивнул. Если она упадет и ему придется нести ее обратно, пусть так и будет.

—Конечно, мисс Пэтерсон.