Одна ночь: открытий

Но потом я вспоминаю веревку, прикрепленную к моему запястью, и хватаю ее, замечая, что она идет с другой стороны картины, поэтому я отделяюсь от веревки, соединяющей меня с произведением искусства, и забираю новый провод, следуя за ним на кухню, хмурюсь, когда вижу выходящую обратно нитку. Он быстро сообщает мне, что моя охота еще не окончена, а также говорит, что Миллера нет на кухне. Но на столе огромный беспорядок, и меня внезапно поражает стойкий запах гари, но это очень непохожий на Миллера беспорядок, из-за которого я спешу туда, где нахожу повсюду ножницы, клочки бумаги и горшок. Я смотрю в него с любопытством и задыхаюсь, когда смотрю на сгоревшее содержимое. 'Ой… ' Я шепчу себе, возвращая внимание к столу и поглощая россыпь разорванных и разрезанных страниц. Страницы дневника. Я собираю несколько штук и несколько раз переворачиваю их в руках, ища что-нибудь, что могло бы подтвердить то, на что, как мне кажется, я смотрю. И вот оно. Почерк Миллера.

«Он сжег свой дневник», — бормочу я, позволяя обрывкам бумаги упасть на стол. И он оставил беспорядок? Я не уверена, что меня больше всего шокирует. Я бы больше подумала об этом затруднительном положении, если бы сейчас не смотрела на фотографию. Все чувства, которые я испытал, когда впервые увидела эту фотографию, ударили меня, как кувалда — беспомощность, убогость, печаль, и я снова начинаю плакать, но все же я все еще собираю со стола фотографию Миллера в детстве и рассматриваю это некоторое время. Я не знаю почему, но что-то заставляет меня перевернуть ее, несмотря на то, что я знаю, что оборот пуст.

Но не сейчас.

Почерк Миллера прокручивается на обратной стороне, и я снова ухожу, теперь рыдаю, как ребенок, когда пробегаю глазами его следующее сообщение.

Темный или светлый, только ты.

Найди меня, милая девушка.

Я быстро беру себя в руки, теперь запаниковала по другой причине. Я выхожу из беспорядка и хватаю веревку, быстро следую за ней и не задумываясь, когда она ведет меня к входной двери. Я выхожу из его квартиры, борюсь с покрывающими меня простынями и оставляю за собой ногу, но внезапно останавливаюсь, когда мой след заканчивается и веревка исчезает.

Между дверями лифта.

«Боже мой», — выпаливаю я, щелкая по кнопке вызова, как чокнутая, мое больное сердце сильно отрывисто билось о мою грудную клетку. «Боже мой, боже мой, боже мой».

Кажется, что каждая секунда похожа на столетия, когда я с нетерпением жду, когда лифт откроется, настойчиво нажимая кнопку без всякой цели, кроме как для того, чтобы что-то физически ударило. 'Открывайся!' Кричу я.

Дин!

«О, слава богу!» Веревка падает с воздуха на землю у моих ног, когда двери начинают открываться.

И фейерверк ударил меня, как бык. Шквал или они — все они нападают на меня, вызывают у меня головокружение, бросают вызов моей способности видеть.

Но я его вижу.

Моя рука вылетает и держит стену, чтобы я не рухнула от шока. Или это облегчение? Он сидит на полу лифта спиной к стене, его голова опущена, и нить ведет к петле, завязанной вокруг его запястья.

Какого черта он здесь делает?

— Миллер? Я осторожно шагаю вперед, гадая, в каком он состоянии и как я могу с этим справиться. — Миллер, милый?

Его голова поднимается. Он медленно открывает глаза. И у меня перехватывает дыхание, когда пронзительные голубые глаза впиваются в меня. «Нет ничего, что я бы сделал для тебя, милая девушка», — выдыхает он, протягивая руку ко мне. «Я ничего не мог сделать». Легкий изгиб его головы жесты, чтобы я подошла к нему, что я делаю не задумываясь, стремясь утешить его. Хотя почему он в лифте — кровавая загадка. Зачем ему пришлось пройти через это? Я беру его за руку и напрягаю мускулы, чтобы помочь ему подняться, но я уже спускаюсь к нему на колени и настраиваюсь именно так, прежде чем смогу отреагировать на инстинкт и вытащить его из дыры монстра.

'Что делаешь?' — спрашиваю я, подавляя желание сразиться с ним.

Я занимаю позицию. «Ты собираешься подарить мне мою вещь».

'Что?' Я не совсем понимаю. Он хочет свою вещь в страшном лифте?

«Я спросил один раз», — нетерпеливо рявкает он, и искренне это имеет в виду почему он это делает?

Мне больше нечего сказать и мне не разрешено помогать ему из этой адской дыры, поэтому я выбираю единственный вариант — обнимаю его, прижимая к себе. Мне нужно несколько минут неистовых объятий, прежде чем я осознаю отсутствие исходящей от него дрожи. И все становится ясно.

— Ты попали сюда охотно? — спрашиваю я, гадая, как еще я думала, что он мог случайно наткнуться на лифт.

Он не отвечает. Он дышит мне в шею, его сердце приятно бьется о мою грудь, и нет никаких признаков беспокойства. Как долго он здесь? Я не спрашиваю. В любом случае, я сомневаюсь, что получу ответ, поэтому позволила ему сжать меня, сколько душе угодно, услышав, как за мной закрываются двери. Я определенно замечаю заикание его пульса.

«Выходи за меня замуж», — тихо говорит он.