Одна ночь (сборник)

— Да это я так, к слову. Ты, Загинайло, не обижайся, соколик ясный, — вдруг совершенно переменил тон замполит. — Мы это исправим, соколик. Вот что: идем ко мне в кабинет, я с тобой персонально политзанятие проведу, так сказать с наглядными пособиями — через показ художественных образов и воздействие произведений искусства. Идем, идем, пока Железнов в отлучке, а то это хамло может нам помешать, — упорно тянул Розин за рукав несговорчивого Загинайло. — Ты не знаешь Железнова. Это вандал! Атилла! В живописи понимает столько же, сколько и бульдозер. Работать не дает, начну картину писать, он тут же в стену стучит, скотина, кувалдой или молотом, будто бы карту свою дурацкую к стене прибивает. Мастерская у меня трясется, стены трескаются, куски штукатурки сыпятся на холст. Он мне своими болтами стену насквозь, как копьями, пробил и лучшие мои картины в том месте висящие изувечил! Разве можно в таких условиях создать великое произведение искусства? А? Как ты думаешь? — жаловался, чуть не плача, замполит, таща за рукав переставшего сопротивляться Загинайло в свой кабинет. Зампослужбе Железнов действительно отсутствовал в батальоне. Дверь его кабинета, по соседству с дверью замполита, была наглухо запечатана сургучными печатями сверху донизу. Железнов остерегался воров и — не в меньшей мере — козней своего соседа замполита, этого шарлатана, которому место в сумасшедшем доме, как он выражался. Замполит втянул Загинайло к себе в кабинет и закрыл дверь на ключ. Загинайло оглядел помещение. Тут было как у маляров: все перепачкано масляными красками. Стол, стулья, диван, подоконник. Даже сейф в углу. Пол заляпан страшно, везде огрызки карандашей, обрывки веревок, сломанные кисти. Хаос. Стены сплошь увешаны картинами, свободного места нет. Загинайло пригляделся к одной большой картине как раз перед ним на стене: там было изображено нападение банды преступников на охраняемый объект, должно быть, банк. Милиционеры отражали нападение. Тут были лучшие бойцы батальона. С обеих сторон были убитые и раненые. Скуластый капитан милиции в фуражке, глубоко надвинутой на лоб, лихо палящий из пистолета в двух нападающих на него бандюг, показался Загинайло похож на его брата Петра.

— Это еще что! Это пустяки! Можешь и не смотреть! — замахал руками замполит Розин. — Ты вот сюда посмотри! Феликс Эдмундович, в полный рост! Главный мой труд, дело всей жизни. Сегодня утром закончил. Нанес последний мазок. Всю ночь работал, не покладая рук и кисти. Горел весь! В жару! В лихорадке! Ужас, соколик! Это, знаешь, свыше! Снизошло! Никогда, сколько себя помню, у меня такого вдохновения не бывало. Прямо-таки ярость какая-то, знаешь. Так и бросался на холст, как тигр, рыча и рыдая. Ну, смотри и оцени! Тебе, соколик, первому показываю.

Замполит решительным взмахом сдернул простыню с гигантской от пола до потолка рамы. Перед Загинайло предстал, как живой, знаменитый главный чекист, железный Феликс. Загинайло вздрогнул и отшатнулся. Гигантский, нечеловеческого роста Дзержинский в наглухо застегнутой по горло долгополой шинели, в сапогах, с громадным маузером на поясе, бородка клинышком, страшный, вонзился неподвижным, убийственно-мертвящим взглядом в глаза Загинайло, в самое его нутро. Насквозь пронзил. Никуда и нигде от этого взгляда не спрячешься. И на краю земли не спрячешься, и там найдет, и на дне морском сыщет. Этот страшный гигант был изображен на кроваво-красном фоне великой мировой зари грядущего коммунизма.

— Ну, что скажешь, соколик? — спросил, горя нетерпением, замполит Розин. — Как он тебе?

— Впечатляющий дяденька! — высказался наконец Загинайло. — Как будто живой. Сейчас вытащит из кобуры маузер.

Замполит был чрезвычайно польщен такой оценкой. Неизвестно, сколько бы еще времени он продержал в плену посетителя его мастерской. В дверь загрохотали кулаком и раздался отчаянный крик дежурного Горячева:

— Товарищ замполит! Открывайте скорей! Ой, ой, скорей! Эти шизики сейчас перестреляют друг дружку! Мать их в дупель!

Замполит Розин открыл дверь и, увидев перед собой бледного с вытаращенными глазами дежурного, безмятежно-величавым голосом спросил:

— Горячев, в чем дело? Чего глотку дерешь? Я с командиром взвода провожу экстренное политзанятие, а ты лезешь с какой-то ерундой.

— А, Загинайло! Роман Данилыч! — обрадовался дежурный. — Беги во все лопатки в класс службы — разнимать своих головорезов!

У них там смертельный поединок. Как петухи! В батальоне никого, кроме вас. Бурцева нет, а то бы он дал каждому из них по пинку и по углам бы раскидал в миг.

— Да что такое? — следуя за Горячевым, потребовал подробностей Загинайло. — Замполит Розин, шедший с ними, тоже попросил пояснений.

— Горячев! Толком говори! Пьяные они, что ли? — Происшествие касалось его, как замполита, еще в большей степени, чем взводного.

— Да не пьяные они, а из-за шубы, — отвечал Горячев.

— Какой шубы? Чего ты мелешь?