Одна ночь в пустыне Святой Горы

— Разумеется, так. Однако, как сказано ранее, следует сделать несколько необходимых уточнений. Во-первых, это не означает, что они не жили в слезах, молитве и посте. Т. е. их общественное учение неотделимо от их внутренней жизни. Нельзя расчленять святого отца по причине того, что иногда его можно рассматривать как социолога, а иногда как моралиста. Существует огромная разница между социологом и богословом. Ими движут различные причины и мотивы. Их антропология сильно отличается. Во-вторых, если некоторые из отцов говорили проповеди в основном на социальные темы, они делали это потому, что получили от Бога вразумление так говорить с конкретным человеком, жившим в конкретной стране. Мы не должны забывать о том, что слово пророка, апостола и святого произносится по мере зрелости и духовности народа, к которому обращено. Если слово имеет некоторое несовершенство, это объясняется не особенностями подходов и образом мыслей святого отца, но неспособностью мира вместить что-либо большее; не тем, что этого не знает отец, но тем, что это не может понять стадо. Подчеркну, что во многих социальных делах ясно проявляется дух исихазма.

Чтобы быть более конкретным остановлюсь на случае со святителем Иоанном Златоустом, о котором ты упоминал немного ранее. Святитель Иоанн Златоуст считается общественным деятелем, его творения могут читать все. Многие связывают его учение с различными социальными и этическими проблемами, однако не знают того, что он проводил безмолвную подвижническую жизнь в посте, слезах, скорби, непрерывной молитве, памятований о смерти и т. д. Если кто-нибудь из монахов-безмолвников прочитает его труды, он тотчас распознает отца-исихаста. Процитирую Вам отрывок из его святого учения и затем сделаю несколько комментариев. Он говорит о молитве (общее учение о молитве), ее достоинстве, о том, что для стяжания плодов нужно иметь ум собранный в сердце, сокрушенное в чувстве покаяния. Великое оружие — молитва, сокровище безупречное, богатство, никогда не растрачиваемое, пристань безмятежная, основание тишины, корень, источник и мать бесчисленных благ — вот что такое молитва, более крепкая, нежели само царство… Молитва же, говорю я, не представляет собой нечто вялое и исполненное нерадения; она совершается с воздетыми горе руками, скорбящей душой, собранным умом. Ибо, будучи таковой, она восходит на Небо… Итак, будем возгревать совесть, скорбеть душой, помня о согрешениях, скорбеть не для того, чтобы расстраиваться, но чтобы подготовиться и быть услышанными, чтобы поститься и бодрствовать и достигнуть самих небес. Ничто так не отгоняет нерадение и рассеянность, как скорбь и печаль, со всех сторон сжимающие ум и возвращающие его внутрь себя. Подвизающийся так и много молящийся такой молитвой сможет стяжать в своей душе радость. Далее он говорит о том, что только тогда человек получит дерзновение в молитве, когда понудится считать себя хуже всех.

— Вот что, отец мой, говорил величайший исихаст, — продолжал пустынник. — Отметим несколько моментов. Во-первых, Златоуст тесно связывает молитву со скорбью душевной и собранным умом. Для совершенства молитвы ум нужно вернуть в самое себя от рассеянности. Во-вторых, чтобы эффективным было действие внутренней молитвы, необходима вначале теплота сердечная, о чем говорилось ранее. Сердце возгревается, ум возвращается, и мы предаемся молитве. В-третьих, эта теплота сердечная приходит вместе с памятью о грехах, с самоукорением, с чувством, что мы хуже всех остальных — ниже любого создания. Только когда мы живем в молитве, мы приобретаем духовную радость, благодать Христову. Узнаете отца-исихаста?

— Я поражен прочтением и анализом этого места из сочинения Златоуста. На меня произвела впечатление мысль святого отца.

— Можно мне внести ясность?

— Разумеется.

— Это не личное мнение святого Иоанна Златоуста, но учение Церкви через него. Мы не можем говорить о мыслях отцов таким образом, как если бы считали их философами, социологами, моралистами, но ведем речь об учении отцов как членов славного тела Христова, просвещенных Святым Духом. Живя в Церкви, мы уничтожаем безличностное и действием Святой Троицы становимся личностями. И ум просвещается и делается амвоном Святого Духа. Каждое великое дело в Церкви начинается с послушания. Отцы свободу свою подчинили Богу, изменились и стали орудиями Божиими. И жили и проповедовали для того, чтобы помочь и другим.

— Благодарю за поправку. Окажите любовь, объясните мне еще кое-что. Ранее мы сказали о том, что, если монах-пустынник прочитает сочинение, например, святителя Иоанна Златоуста, он узнает отца-подвижника. Почему мы не можем уловить этого, но считаем таких подвижников, как Златоуст, чисто общественными деятелями, далекими от внутреннего делания?