Одна ночь в Венеции

– В таком случае берегитесь, – оживился Феоктистов, – я расскажу вам все сплетни о покойном графе, которые доходили до моих ушей. Во-первых, его супруга. Графиня Ковалевская обожала мужа, и тот, кажется, тоже был в нее влюблен, но быстро охладел и сделал все, чтобы оттолкнуть от себя. В конце концов они развелись, причем графиня отобрала значительную часть семейного состояния. Забыл, правда, добавить, что в основном это было ее собственное состояние, потому что она принесла мужу богатое приданое. – Владимир улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой. – Какая жалость, что преступление случилось не в романе – графиня была бы, наверное, одной из первых подозреваемых. Однако мы имеем дело с жизнью, в которой мадам Ковалевская пребывает в Ницце, слишком далеко от места убийства. Увы!

– Что еще вам известно? – спросила Амалия, зорко наблюдая за собеседником, который, как она уже отлично понимала, оказался вовсе не прост.

– Во-вторых, актрисы и балерины, – продолжал молодой повеса. – Имя им легион, прошу прощения… Их граф даже не считал за значительные… гм… завоевания. О прачках я уже, кажется, говорил. Что касается остальных женщин, то их тоже было немало. Как я понял, отношения развивались всегда одинаково: дама встречает графа, влюбляется в него, иногда чуть ли не до потери рассудка, а расставшись с ним, знать его не хочет.

– Балерина Корнелли тоже не хотела его знать? – спросила баронесса.

– Кажется, она была последним его увлечением. Хотя, может, и предпоследним. Или одной из предпоследних, скажем лучше так. Потому что граф куда охотнее говорил о своих былых победах, чем о нынешних, а ссора произошла как раз из-за нее. Так или иначе, что-то у них было определенно.

– Может быть, вы знаете определенно о ком-нибудь еще?

– Ах, сударыня, сударыня… – проворчал, усмехнувшись, молодой человек. – Ну я же не проводил свои дни, регистрируя увлечения покойного Павла Сергеевича… Ходили слухи, что у него был роман с госпожой Тумановой, к примеру. Одно время говорили даже, что граф затеял на ней жениться, но муж не давал ей развода, а у них двое детей. Сами понимаете, в таких обстоятельствах ждать развода придется очень долго.

– А где живет госпожа Туманова? В России?

– Нет. Ее муж большую часть времени проводит в России, она же предпочитает оставаться в Париже. Граф снял для нее особняк и оплачивал все расходы, пока они не расстались. Сейчас ее расходы оплачивает кто-то другой, хотя дама уверяет, что ее содержит семья.

– Вы знаете госпожу Туманову?

– Да. Очаровательная брюнетка, взбалмошная, капризная… бездна обаяния. Имя ей дали в честь Марии Стюарт, потому что предки дамы были из рода Стюартов – во времена Петра кто-то из них переселился в Россию, вот от него-то и происходит Мария Антоновна. Похоже, по части покорения мужчин она пошла в свою прапра… словом, в королеву. Георгий Иванович как-то сказал, что подобные женщины – гибель для мужчин и их кошелька. Впрочем, Георгий Иванович не слишком жалует мадам Туманову – та своими тратами чуть не разорила его друга Ковалевского, дела которого он ведет.

– Значит, покойный Павел Сергеевич был щедрым человеком?

– Хм… Я бы сказал, он был щедрым только с теми, кто был ему по душе. А вот милостыню нищим не подавал, говорил, что поощрять лень – грех.

– Даже так?

– Да, сударыня. Хотя, вы знаете, я сейчас вспомнил: однажды граф при мне дал большие деньги калеке, который просил подаяние. Но в том случае было совершенно очевидно, что этого человека никто на работу не возьмет, мужчина побирается, потому что у него нет другого выхода.

Выйдя наконец от Феоктистова, который забросал ее всевозможными сведениями, баронесса даже приостановилась, чтобы перевести дух. Женщины, щедрость и мелочность, пощечина, Туманова, Корнелли, графиня в Ницце… Пригодится ли ей хоть что-нибудь из столь разнородной информации?

«Конечно, Феоктистов не считает, что мой сын убил графа, но если Мишу арестуют, он будет воспринимать это как забавный анекдот», – в сердцах помыслила Амалия.

И отправилась с визитом к маркизу де Монкуру.

Худой и бледный молодой человек с узким, маловыразительным лицом принял ее тотчас же. Он с порога принялся заверять гостью, что не верит в виновность ее сына, причем так многословно, с такими комплиментами, что у Амалии немедленно пропала охота расспрашивать его о чем бы то ни было. Сразу было видно – собеседник трусоват и, скорее всего, ненаблюдателен. Тем не менее она все же задала несколько вопросов о ссоре в клубе. И на нее хлынула новая лавина велеречивостей:

– Я был поражен… Господин Корф всегда был столь учтив, казался таким воспитанным молодым человеком…

Возможно, подобным образом мог бы выражаться какой-нибудь старик или человек старшего поколения, но Амалию озадачило, что эти слова принадлежат юноше, который на три года младше ее сына.