Одна откровенная ночь

— И ты со всем разобрался?

— Да. — Его голос звучит уверенно.

— Расскажешь мне?

— Нет, детка. Просто знай, что я твой, и все это очень скоро закончится.

— Прости, что все усложнила. — Больше ничего не говорю. Он понимает, что я имею в виду.

— Осознание, что в итоге мы будем вместе облегчает ситуацию, Оливия. — Очень осторожно он протягивает руку и стягивает резинку с моих волос. И чуть не вздрагивает, когда мои некогда знаменитые длинные волосы едва падают мне на плечи. — Зачем? — шепчет он, осторожно расчесывая и не отводя глаз от изрезанных прядей.

— Не надо. — Я опускаю голову, испытывая невероятные угрызения совести, но не потому, что буду скучать по копне непослушных светлых волос, а из-за осознания, что Миллер будет скучать по ним сильнее.

— Что ты почувствовала бы, сбрей я свои волосы?

В ужасе вскидываю глаза. Я люблю его волосы. Они уже длиннее. Когда высыхают, его волнистые пряди взъерошиваются и беспорядочно топорщатся на затылке. И мой любимый непослушный локон естественным образом падает на лоб… Нет, нет, нельзя.

— Полагаясь на интуицию, — выдыхает он мне в лицо, — предположу, что, судя по выражению твоего лица, это было бы очень больно.

— Да, так и есть. — Я не могу отрицать, и не делаю это. Прекрасная шевелюра — часть моего совершенного мужчины. Будет больно, если испортить любую его часть. — Но я бы не стала любить тебя меньше, — добавляю я, гадая, к чему он клонит.

— И я тоже, — бормочет он, — но следует знать, что я запрещаю тебе когда-либо снова их стричь. — Он берет шампунь и выдавливает немного мне на голову.

— Не буду, — заверяю его. Сомневаюсь, что вообще возьму ножницы в руки после того что сделала, и я имею виду с Миллером, а не с волосами. Он зарывается руками в оставшиеся локоны, а мой взгляд падает на колотую рану у него на плече.

— И я имею в виду не только тебя.

Я вдруг хмуро смотрю на его грудь, но Миллер поворачивает меня лицом к стене, так что я не в состоянии показать ему свое замешательство.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, пока он намыливает мою шевелюру.

— Хоть когда-то, — бросает он коротко и резко без всяких уточнений. Меня разворачивают обратно и ставят под струю воды, чтобы смыть пену.

— Хоть когда-то что?

Он не смотрит на меня, просто продолжает свое занятие, не обращая внимания на мое недоумение.

— Я запрещаю тебе вообще хоть когда-то подстригаться. Неважно у кого.

— Никогда? — шокировано выпаливаю я.

Он поворачивает ко мне невозмутимое лицо. Я знаю это выражение. Миллер непреклонен. Мои пряди добавлены в список обсессивных привычек. Он, возможно, отказался от некоторых из них, но собирается компенсировать их новыми… например, моими волосами.

— Я так и сказал, разве нет? — Он совершенно серьезен. — Я осознаю, что это может показаться неразумным, но это мое желание и мне хотелось бы, чтобы ты согласилась.

Я шокирована его высокомерием, хотя на самом деле не должна. Слишком много раз сталкивалась с ним раньше.

— Ты не можешь командовать, что мне делать с прической, Миллер.

— Очень хорошо, — он небрежно пожимает плечами и втирает немного шампуня в свои волосы, прежде чем ополоснуться, — тогда я побреюсь налысо.

От его угрозы резко распахиваю глаза, но быстро сдерживаю негодование, наверняка зная одно.

— Ты любишь свою шевелюру так же, как и я, — заявляю уверенно и… самодовольно.

Немного кондиционера наносится на столь любимые им пряди, небрежно и спокойно, пока я стою, прислонившись к стене, балдея от его высокомерия. Он ныряет под душ, смывая состав, а затем аккуратно откидывает волосы назад. Моя улыбка становится шире. Миллер напряженно думает об этом, а когда делает глубокий вдох, то замечает мое веселье. Прислоняет руку к стене рядом с моей головой, приближая лицо к моему.

— Ты готова пойти на такой риск? — Скользит губами по моим, но я дерзко отворачиваюсь.

— Может быть.

Ощущаю исходящее от него тепло, в то время как его грудная клетка расширяется от негромкого смеха.

— Ладно, — шепчет он мне на ухо, — я обещаю побриться налысо, если ты хотя бы взглянешь на парикмахера. — В шоке делаю большой глоток воздуха, поворачиваю лицо обратно к нему и обнаруживаю дерзко вскинутые брови.

— Ты не станешь.

— А ты попробуй. — Его губы прижимаются к моим, и на мгновение я застываю от невероятного поцелуя. — Много всего я поменял с тех пор, как влюбился в тебя, Оливия Тейлор. — Миллер покусывает мою губу, и сердце наполняется счастьем. — Не думай, что я не выполню свое обещание.

Он любит меня. Я не обратила особого внимания, когда он проорал это Софии в «Айс». Либо не поверила в это, либо не осознала. Но теперь эти слова отзываются в душе, наполняя меня теплом.

— Мне все равно, — заявляю я. — Ты только что сказал, что любишь меня. Делай все, что тебе захочется.

Он смеется. По-настоящему смеется, запрокинув голову. Глаза безумно блестят, тело бесконтрольно трясется. Я становлюсь ни на что не способной. Даже дышать не могу. В молчаливом изумлении наблюдаю, как мой прекрасный мужчина разваливается передо мной на куски, и качаю головой, чуть ли не плача.