Одна отвергнутая ночь

— Бути, — говорит она, после чего меняет направление и виляет бедрами, — дэнс.

— Нан! — я смеюсь, наблюдая за тем, как она чередует подтягивания бедер с вилянием. Она кажется ловкой, ускоряя шаги, становится невозможно сдерживать хихиканье, так что я сижу на диване и держусь за живот. — Прекрати это!

— Может, мне стоит пойти на прослушивание в следующий клип Бейонсе. Как думаешь, я бы их встряхнула? — она подмигивает и садится рядом со мной, обнимая. Утихомириваю свой смех и вздыхаю ей в грудь, крепко обнимая бабулю в ответ. — Ничто не приносит мне большей радости, чем блеск в этих прелестных глазках, когда ты смеешься, моя дорогая.

Мое веселье сходит на нет, а на смену ему приходит благодарность — благодарность за эту прекрасную старую леди, которую мне посчастливилось называть бабушкой. Она работала без устали, заполняя пробелы, которые оставила моя мама, и Нан в известной мере преуспела. Теперь она применяет ту же тактику, восполняя отсутствие в моей жизни другого человека.

— Спасибо тебе, — шепчу я.

— За что?

Пожимаю плечами:

— За то, что ты такая.

— Старая любопытная калоша?

— Я никогда на самом деле так не думаю, когда говорю это.

— Да, думаешь, — она смеется и отстраняет меня от себя, морщинистыми руками обхватывает мои щеки и целует сладкими губами. — Моя прекрасная, прекрасная девочка. Покопайся в себе и вытащи наружу ту дерзость, Оливия. Не слишком много, только чуть-чуть. Она сослужит тебе добрую службу.

Поджимаю губы. Она имеет в виду не так много, как моя мама.

— Моя родная девочка, схвати уже жизнь за яйца и скрути их.

Я смеюсь, и она смеется тоже, прислонятся к спинке дивана и увлекает меня за собой.

— Я постараюсь.

— И раз уж мы заговорили об этом, скручивай еще и яйца любого засранца, с которым встречаешься, — она не говорит прямо, но я понимаю, о ком идет речь. О ком же еще?

Домашний телефон звонит, отчего мы обе подскакиваем.

— Я возьму, — говорю я, быстро целую ее в щеку и бегу в коридор, где на старомодном телефонном столике на подставке стоит беспроводной телефон. С тяжелым чувством волнения, глаза загораются при виде телефонного номера бистро, высветившегося на экране, и я надеюсь, что знаю, почему.

— Дэл! — восклицаю, оживленно и чересчур радостно.

— Привет, Ливи, — приятно слышать его сильный «кокни» акцент². — Я набирал твой мобильный, но он отключен.

— Да, он сломался, — мне срочно нужен новый мобильный, но с другой стороны, я наслаждаюсь преимуществом жизни «вне доступа», что не каждому удается.

— Ладно. Теперь я знаю, что ты не слишком-то заинтересована в вечерних…

— Я согласна! — выпаливаю, быстро поднимаясь по лестнице. Отвлечение, отвлечение, отвлечение.

— А-а?

— Ты хочешь, чтобы я обслуживала? — врываюсь в ванную, слишком взволнованная мыслью об идеальной возможности избежать возвращения к мысленным терзаниям, когда выходки Нан исчезнут по истечении дня.

— Да, в отеле «Pavilion». На этих чертовых сотрудников агентства нельзя положиться.

— Нет проб… — застываю на полуслове, прислоняюсь к двери ванной, вдруг подумав о чем-то, что может уничтожить мой план отвлечения. — Могу я спросить, по какому случаю этот банкет?

Мысленно уже представляю, как нахмурился Дэл.

— Эм, да, ежегодный праздничный сбор судей и адвокатов.

Расслабляюсь всем своим телом. Миллер не судья и не адвокат. Я в безопасности.

— Мне надеть черное? — спрашиваю.

— Да, — он кажется озадаченным. — Начало в семь.

— Замечательно. Увидимся там, — я разъединяюсь и бегу в душ.

***

Забегаю через служебный вход «Pavilion» и тут же вижу Дэла и Сильвию, разливающих шампанское.

— Я здесь! — стаскиваю с себя джинсовку и кидаю сумку. — Что мне делать?

Дэл улыбается и смотрит на Сильвию, молчаливое понимание моего необычайно радостного настроения плещется между ними.

— Заканчивай с шампанским, конфетка, — говорит он, протягивая мне бутылку и оставляя нас с Сильвией.

— Все хорошо? — спрашиваю Сильвию, приступая к делу.

Взмахнув черным хвостом, она качает головой:

— Ты выглядишь… жизнерадостно.

— Жизнь продолжается, — говорю быстро, прежде чем сменить тему разговора. — Сколько богатеев нам нужно накормить и напоить сегодня вечером?

— Около трехсот. Прием с восьми до девяти, после чего их всех пригласят в бальный зал на ужин. Мы зайдем снова, когда они закончат и начнется вечеринка, — она ставит пустую бутылку шампанского. — Готово. Идем.

Несмотря на желание отвлечь себя работой, сегодня я чувствую себя неуютно. Скольжу сквозь толпу, раздавая канапе и шампанское, но мне тревожно. И от этого я не в восторге.

Когда метрдотель объявляет ужин, комната быстро пустеет, на шикарном мраморном полу остаются сотни коктейльных салфеток. Может, они и сотрудники юридической службы, но жутко изгадили эту потрясающую комнату. Ставлю поднос и иду по комнате, собирая мусор и кидая его в черный мешок, по пути находя даже остатки канапе.

— Ты там в порядке, Ливи? — спрашивает Дэл с противоположного конца комнаты.

— Конечно, ну и неряшливые эти адвокаты, — говорю, пытаясь забить мешок. — Не возражаешь, если я воспользуюсь туалетом?

Он смеется, качая головой: