Одна сотая секунды

Нет, а все же меня этот мир радует. Никогда не думала, что словосочетание «электронная почта» вызовет во мне такой теплый и душевный отголосок.

Писем оказалось немного. Разные конверты — плотные или шелковистые, шероховатые или гладкие, они содержали в себе одно и то же: изящные или безвкусные, витиеватые или сдержанные строки, выражающие лицемерную или не очень надежду на благополучный исход.

Я отложила письма в сторону. Прочитала, даже не прочитала, а так, пробежалась глазами, и только просматривая третье, неожиданно поняла, что они адресованы мне. Это теперь ко мне обращаются «леди Рутхел», это меня пытаются в меру своих талантов подбодрить или же, прячась за изысканным слогом, облить грязью. Да, это я теперь вторая леди страны, на которую смотрят и решают, что вот она, женщина, позорит имя рода или, напротив, его возвеличивает. Впрочем, все это так — шелуха ни листе бытия, слетающая от одного дыхания. Разминутся года, раскланяются дни, проскользнет веселой разноцветной змейкой череда случайностей, и ничего не будет стоить некогда прилепившееся обозначение, чужое и чуждое, слетит осыпавшейся позолотой, и хорошо, если раньше, чем множество глаз запомнит новую фигуру на шахматной доске, а тысячи ртов произнесут ее название.

Осознание этого ни согрело, ни отозвалось хоть чем-то приятным в сердце. Просто очередная утомительная роль. С таким же равнодушием можно изобразить зайчика или лисичку на утреннике, когда позади остались тысячи зайчиков и лисичек, и столько же их будет впереди.

Еще пара сообщений пришла на электронный адрес. Вроде вся техника не сложной оказалась, но мне пришлось просить помощи у Гарора, приноравливаться, прежде чем пальцы смогли привыкнуть к манипулятору, а глаза вычленить логическую структуру в операционной системе.

Все то же, ничего особенного. Что электронная версия, что бумажные послания — все они содержали длинные имена и серьезные титулы, наверняка способные привести в трепет каждого второго простого смертного в этом мире. Но я-то из другой реальности, и весь пафос, все эти лживые любезности, все эти сложенные в величие буквы ничего для меня ровным счетом не значили. Вернее, я понимала, что невольно став спутницей Арвелла, я также невольно вляпалась во все эти политические паутины. Пусть я пока только с самого края задела невидимые нити, но дрожь уже прошла, пауки среагировали и замерли, оценивая, насколько серьезно завязла в клейкой ловушке новая жертва.

Эх, ну какого ляда я тогда стала трогать ту проклятую машину? Судьба? Да не судьба это, а моя собственная дурость, замешанная на любопытстве.

Рассыпаться в благодарностях и отвечать я не стала. Собрала тощую стопку, подумала и отшвырнула подальше. Не желала я ни этого замужества, ни последующих за ним проблем, которые все равно мне не под силу разрешить. Если бы выкуп требовали или как-то угрожали, то можно было подумать, обмозговать, прикинуть что к чему. А так? Остается сидеть на попе ровно и ждать вестей.

Я поднялась, потянулась, упоительно хрустнув каждым суставом. А ведь есть что-то тонко вибрирующее, не дающее покоя, не позволяющее послать всех по известным адресам. Не опровергающие слова даже, не печаль и тревога, так изменившие лица, успевшие надоесть до зубовного скрежета. Нет, сама интуиция задрала голову и промямлила невнятную чушь. Но интуиция, пусть и стервозная, да всегда была моей верной союзницей, знавшей, что не с руки ей давать сигнал ложной тревоги. И если уж кольнула чем, загудела тронутой струной, то остается только вцепиться сильнее в край стола, отринуть сумасбродные танцы расшатанных мыслей, и обратиться в слух, чтобы там, за последним сбившимся аккордом уловить особое предостережение. И что это за предостережение? Что я не заметила и не уловила? Что уже обработало мое подсознание и теперь пытается протолкнуть в сознание?

Я поднялась и все же, следуя чутью, потянулась к распотрошенным письмам, перебрала рассеянно, да и замерла, еще не понимая, но уже видя повторение. На одном конверте плотной вязью выписывалось «Вестренденский» и то же имя красовалось на другом.

Два дома Вестренденских? Вряд ли. Тексты схожи, один — сухой и безликий, принадлежал некому Стенхалу, другой же отличался большей эмоциональностью и заканчивался подписью Уэлла Вестренденского.

Просто слова. Просто бумага. Имена. Несоответствие.