Внутри я сдернула с кровати покрывало, и Джон уложил бесчувственное тело Уилли на простыни, а потом опустился на колени и стал снимать с его ноги ботинок. Мне очень хотелось быть полезной, поэтому я занялась второй ногой. Из полуоткрытого рта Уилли вырвался негромкий стон, и Джон серьезно посмотрел на меня.
– Я сам закончу с ботинками, – сказал он шепотом. – А ты найди тазик для умывания и поставь рядом с кроватью.
Пока я, стараясь не шуметь, ходила в туалетную комнату за тазиком и ставила его возле постели, Джон снял с Уилли ботинки и перевернул его на живот.
– Так он не задохнется, если его будет тошнить, – пояснил он, и я невольно спросила себя, откуда он может знать подобные вещи.
Наконец все было готово, и мы несколько секунд смотрели на тело на кровати. Уилли не шевелился, и только звук тяжелого дыхания говорил о том, что он жив.
– С ним все будет в порядке? – прошептала я.
– В конце концов – да, хотя в первые два дня твой кузен будет чувствовать себя не лучшим образом. – Опустив ладонь мне на спину, Джон подтолкнул меня к двери. – Я думаю, тебе лучше переодеться. Сейчас мы поедем домой к Саре Бет, и ты поможешь мне перенести ее к ней в комнату.
То, что я позволила молодому мужчине видеть меня в одной ночной рубашке, само по себе было неслыханным нарушением приличий, но если бы тетя узнала, что ночью я тайком уходила из дома в обществе того же самого мужчины, с ней наверняка случился бы припадок.
– А разве нельзя, чтобы она осталась у меня? – спросила я.
– Нет. Ее родители все еще в гостях, но если они вернутся и увидят, что Сары нет дома, они отправят ее в монастырь во Франции.
Эту угрозу я слышала уже много раз, но всерьез начала воспринимать только теперь – после того, как Сара Бет все-таки попала в пансион мисс Портмен. Из пансиона она благополучно выбралась, но монастырь – это, конечно, было совсем другое дело. Я сомневалась, что Сара сумеет оттуда вернуться: в конце концов, Франция – это ведь очень, очень далеко, почти на другом конце света!
– А что, если входные двери будут заперты? – спросила я.
– Разберемся, – ответил Джон. – А теперь иди переоденься, да не мешкай. У нас мало времени.
Уверенность, с которой он держался, подбодрила и меня. Входя в свою спальню, я ни секунды не сомневалась, что никакие замки́ нас не остановят.
Пока я переодевалась, Джон ждал в коридоре. Несмотря на темноту, я быстро нашла платье, в котором ходила вчера, и натянула его на себя. С чулками я возиться не стала – в конце концов, мы не в гости собирались. И только когда я снова вышла в коридор, мне пришло в голову, что я так и не причесалась. Оставалось только надеяться, что коль скоро наше ночное предприятие предполагает, что мы будем действовать в темноте, у Джона не будет возможности рассмотреть меня как следует.
Вдвоем мы прокрались через темную кухню и выбрались на заднюю веранду. Я уже собиралась сбежать по ступенькам вниз, когда Джон поймал меня за руку.
– Эй, не спеши! Погоди немного.
– А как же Сара Бет?
Он улыбнулся. Луна осветила его лицо, и я подумала, какая красивая у него улыбка.
– Сара Бет может немного подождать, ничего с ней не случится.
И он шагнул ко мне, но я попятилась, разом припомнив все, что тетя Луиза говорила мне о мужчинах.
– Ты меня боишься?
Я покачала головой. Луна зашла за тучу, и над нами пронесся легкий ночной ветерок, который принес запах дождя и шорох кипарисовых листьев.
– Что это за шум? – спросил Джон.
– Деревья шумят. Говорят, что в стволе каждого кипариса навеки заключена чья-то неприкаянная душа. Когда дует ветер, души плачут и жалуются на свою судьбу.
– Должно быть, так и есть. От этого звука как-то тревожно… прямо мороз по коже!
Мы оба посмотрели в сторону болот. В свете скрытой за облаком луны серебрились только верхушки кипарисов; пространство под ними тонуло во мраке, словно луне было не под силу озарить своими лучами всю болотистую равнину целиком. Насколько я помнила, даже самыми светлыми ночами в болотах было намного темнее, чем на твердой земле, словно их отделяла от нашего мира какая-то невидимая граница.
Некоторое время мы с Джоном смотрели друг на друга и молчали, прислушиваясь к ночным звукам: голосам древесных лягушек и шороху ветвей на ветру. Наконец Джон негромко спросил:
– А ты веришь в духов?
Я хотела покачать головой, но передумала.
– Понимаешь, я не должна в них верить… по крайней мере, тетя Луиза и отец Беркли говорят, что это неправильно, но мне почему-то кажется, что земная жизнь не всегда кончается тогда, когда она… кончается. Я имею в виду – может, каким-то людям позволено задержаться… или ненадолго вернуться, чтобы доделать то, что они не успели сделать при жизни. Или чтобы просто попрощаться…