Одна судьба

Алекс только тяжело вздыхает на это. Мир трудностей, бюрократии, страхов и невежества встретил ее во всей красе. Но она знала на что идет, если бы только был у нее тот самый туз в рукаве о котором ей все твердит Хогарт. Она бы вернулась тайно, спряталась где-нибудь на выселках планеты и прожила бы в покое остаток своих дней. Она спохватывается, вновь открывает конверт и проверяет паспорта. Они все на ее имя и только на ее.

— А дети?

Она оглядывается по сторонам, словно до этого времени не замечала чего-то до нельзя очевидного. Однако, их вещи на месте. Вот только их самих не видно целый день.

— Вы же не их опекун.

— Но у них нет никого, — возражает она, чувствуя, что у нее холодеет на сердце.

Она привыкла к ним и не представляет, как вдруг окажется без них, а они без нее. Алекс уверена, что и они того же мнения. Надо было думать об этом еще на материке, но она бы все равно пошла на это, потому что это было ценой их возвращения к людям.

— У Лизы Бочевски есть родственники, — продолжает Хогарт. — Они взяли ее на поруки.

— Взяли?

Она откладывает документы в сторону и смотрит на него требовательным взглядом. Хогарт только кивает в ответ. Девочку передали родственникам, а мальчик уже на полпути в воспитательный дом. Они не стали предупреждать о чем-то заранее, руководитель приюта предупредил о том какую реакцию вызовет внезапное расставание у их будущего воспитанника. Днем его посадили в машину и отправили в Йорк.

— Паоло Кортес до своего совершеннолетия будет жить и учиться в воспитательном доме.

— Где? — переспрашивает она, все еще шокированная услышанным.

Как же ужасно это звучит — воспитательный дом! Почему они не дали ей попрощаться с ним и сказать, что все будет хорошо?!

— Почему вы не дали мне проститься с ними?

— Так будет лучше. Вам сейчас придется нелегко. Вы и сами знаете это, если только…

Алекс качает головой — никаких “если”! Откуда он знает как будет лучше? Разве он пробыл с ними все это время?

— Вы удивили меня, — она гладит себя по животу, задерживая ладонь на аккуратной округлости. — Нет, я просто в шоке.

На глаза наворачиваются слезы. Алекс не так представляла их расставание. Она вообще никак не представляла его!

— Почитайте то, что я дал вам. Внимательно ознакомьтесь с нынешними законами и требованиями. Мир ненамного, но все-таки изменился. Великобритания всегда отличалась от США и то, что было допустимо там, совсем не приемлемо здесь. Условия жизни ребенка у матери-одиночки в том числе.

Алекс не понимает. Не это ли самое правительство позаботилось о том, чтобы не нуждалась ни в чем? Или это временная помощь?

Скорее всего так и есть.

Она обязательно прочитает бумаги, среди которых есть договора, свидетельства о собственности. Слезы вмиг пересохли.

— Подождите. А я? Когда вы отпустите меня? Когда я увижу все это?

Она показывает на лежащие рядом с собой вещи, имея ввиду дом, Бристоль, улицы полные людей и темные, полные совсем иных звуков ночи.

— Ночью.

Хогарт поднимается со стула и идет к выходу. Он оглядывается на женщину, так и сидящую на кровати, не поднявшуюся как это бывало раньше, чтобы проводить его до двери. По ее щекам текут слезы, но она кажется не замечает их.

Она осталась совсем одна.

Хогарту жаль ее, но тут уж ничего не поделать. Такова жизнь.

Глава 10

— Почему она не звонит?

В очередной раз задает свой вопрос Стейси, просматривая выпуск новостей. Прошло несколько недель, как Алекс покинула авианосец, села в машину, набитую охранной и агентами в штатском и укатила в “неизвестном” направлении. Ее дом находится в нескольких часах езды от Лондона. Раф знает о нем всё — улица, строение, количество этажей, есть ли в нем подвал.

— Потому что не может? — отвечает ей Кросби, целуя женщину в висок. — Привет, милая.

Рафаэль бросая короткое “привет” и тут же садится за стол, на котором размещаются вазы с немного подвявшими апельсинами, яблоками и виноградом. Все было куплено к приезду Алекс, но она так и не появилась. Фрукты стали портиться, как и настроение Стейси.

— Как дела?

— Риган загорелся.

Стейси МакКена оборачивается, удивленно приподнимая брови.

— В фигуральном смысле этого слова.

— Жаль.

Ее заинтересованность тут же сменяется недовольным выражением лица. Не в Ригане дело, а виз прошлых отношениях. Кто бы мог подумать что из кроткой Насти получится взрывная и эмоциональная Стейси.

— Этому ирландскому ублюдку давно пора на тот свет, на этом он уже засиделся.

— Забудь!

— Эта скотина обвинила меня в убийстве людей!

Их всех можно обвинить в этом. Хотя бы раз за всю свою жизнь они да убили человека. Кто-то продолжает убивать, а кто-то принимает кровь из донорских центров.

— Он просто не может пережить, что ты досталась мне, а не ему.

Стейси не проведешь, точнее не успокоишь.

— Этого с***** сына уязвляет, что там наверху прислушиваются ко мне, а не к нему! Я ведь мутант, а он укушен не где-нибудь, а в подвалах Ватикана!

Все очень сложно, особенно тогда когда ты бессмертен.

— Вот и перестань волноваться!

— Я не волнуюсь, а хочу, чтобы он горел в аду.