Одна судьба на двоих-2.

- По большому счёту ты права, Кать, - Арина тяжело вздохнула. – Мы и в самом деле скорее хирурги, ну и немного терапевты, если можно определить специализацию воздействия. С детьми работаем крайне редко, когда их к нам приводят или приносят совсем уж… Таких, что одной ногой… Скажу больше. Мы и в мозги к человеку никогда не желали залезать. Попросил раз папа по дружбе - пошли ему навстречу в виде исключения. И только потом, через год, как-то раз, вечером переговорив, сначала начали изучать, что и как надо делать, что бы не навредить, а позже и тренировались стали сами на себе. В смысле, я на Тошке, он на мне. А как иначе? Мы, если знаете, не столь хирурги, которые лечат человека, кромсая его плоть, а те, кто даёт стимул человеческому организму на, скажем так, самовосстановление. Это даже и регенерацией назвать нельзя. Думаете, приходят к нам безнадёжно больные люди и мы, такие, «раз, два, три», щёлкнули пальцами… и те уходят от нас здоровыми? Увы, совсем не так. Мы, например, онкологией на поздних стадиях не занимаемся. Больно и обидно, что не можем помочь, когда всё запущено… На ранних - да, вполне успешные результаты. Так что если сравнивать антибиотики и витамины, мы ближе к витаминам. Что же касается операций на мозге – контактных или бесконтактных, здесь всё намного сложнее. Мы никогда не брались, например, за лечение шизофрении и других болезней, характеризующихся распадом процессов мышления и деформации восприятия. Да и влезать в чужую голову, откровенно скажу, совсем не просто, и… как бы так выразиться поприличнее… скорее, неприятно. Да, именно что неприятно. Ведь сам видишь, точнее, понимаешь, чувствуешь все как положительные, так и отрицательные мысли и эмоции человека. А мысли - это и есть чувства. И всё, что когда-то человек пережил – радость, боль, счастье или печаль – прописывается в памяти, словно на жёстком диске компьютера. Что-то стирается через месяц, что-то через год, а что-то остаётся навсегда. Мы много консультировались с опытнейшими психиатрами и хирургами, которые делают операции на мозге. И стало чуть более понятно, как общаться с разумом другого человека... Что касается стариков и потери памяти и разума, а таких к нам приходит множество в надежде, что сможем им помочь... Увы. Мы не в силах вернуть время вспять. Да, немного сдерживаем наступление деменции, но, повторюсь, лишь на время. Приведу пример. Большинство стариков, кто теряется память или впадают в маразм, напрочь забывают всё, что с ними было не то, что вчера или год назад, а вообще большую часть прожитой жизни. Но что странно – детские воспоминания заполняют все незатронутые болезнью участки мозга, и человек вспоминает такие, вроде незначительные детали, как, например, что был одето на его маме, когда ему самому было три или пять лет. Вот спроси Вас сейчас – помните такое? Уверена – не помните. А старики вспоминают. Почему, кстати, обычно многие так и говорят о больных таким недугом – «впадают в детство». Не от того, что старые люди не могут контролировать даже физиологические особенности организма и, порой, забывают, как держать вилку или ложку в руке. Но вот детские образы – всё ярко и чётко, словно было с ними вчера. Так что мозг – чрезвычайно сложная штука, и врачи о нём, можно сказать, и не знают ничего толком. Это как океан – вроде всё просто и понятно, а знаем о нём… ничего не знаем. Так, совсем чуть-чуть. Так что ты, Катя, абсолютно права. Мы можем удалить все воспоминания о Дмитрие Михайловиче из памяти ребят, затереть, но как они потом будут ощущать себя, когда огромный пласт памяти будет стёрт? Да и наверняка что-то останется в виде ассоциаций. Потянут за ниточку и… Бац, а дальше ничего, провал, пустота. Не возненавидят ли они потом не только нас, но и Вас? Не берусь отрицать такое. Но не по себе становится, если и в самом деле старик их готовит для, скажем так, страшных дел.