Одна вторая

Другая сторона состоит в том, что люди такого сорта, послушные речам своих друзей, совершенно забывают, а зачастую даже и понять не могут, что человек вообще склонен хвалить то, что имеет, или то, к чему причастен. И если такой друг отсидел в тюрьме и по собственному складу ума не готов признать эти годы по крайней мере не самыми лучшими, то, разумеется, он будет рассказывать о законах и понятиях тюремной жизни, преувеличивая сомнительные плюсы и сводя практически на нет низости. В целом здесь все так, как всегда бывает: романтика сама по себе, жизнь сама по себе.

Карась и его друг Валера стояли в маленькой кухне убогой квартиры на первом этаже серой уродливой пятиэтажки. Почему-то они именно стояли: Валера – около окна, слегка опираясь на подоконник, а Карась – возле раковины, положив руку на стол с грязной посудой. В квартире они были одни. Разговор получался какой-то дурацкий, бесцельный. Чувствовалось, что напряжение растет и что-то назревает, хотя и повода для этого как будто не было.

Глядя, как общаются маленькие дети, иной раз удивляешься тому, как они, казалось бы, даже без повода взвинчиваются, практически мгновенно и сразу же до криков, слез и истерик. Взрослые же, научившие себя сдержанности, обычно просто ощущают напряжение, которое говорит о том, что разговор, вероятно, пора заканчивать.

– Дай еще покурить, – сказал Карась, глядя в пол.

Валера помял в руках пачку, заглянул в нее, хотя и без того, конечно, помнил, что сигарета там одна.

– У меня одна осталась.

Карась дернулся вперед и вырвал пачку из рук Валеры.

Потом рассказывал он своим новым товарищам, с которыми вынужден был долгие годы делить одно пространство, что настоящий друг не поскупится на одну сигарету, и не то что сигарету, но последние деньги отдаст – и новые товарищи одобряюще и понимающе кивали и поддерживали: мол, все правильно сделал.

И когда он доставал сигарету, до ушей его донеслись звуки и сложились в омерзительное:

– Козел.

От своего друга Васи Шалого, отсидевшего в детской колонии, Карась хорошо усвоил, что за козла должно отвечать, и такая ярость его обуяла, что схватил он лежавший на столе рядом с его рукой грязный кухонный нож и воткнул его куда-то под ребра Валеры, вогнав по самую рукоятку. На мгновение Карась замер, но ощутив, как теплая кровь полилась по его пальцам, одернул руку и посмотрел на застывшее удивленное выражение лица Валеры, сползающего на пол по батарее.