Одна зима на двоих

Ким искала другие карты, на которых были бы указаны пограничные горы и долина Изгнанников, а заодно переходы. Но, к сожалению, сколько бы она ни рылась в вещах кхассера, ничего подобного ей так и не попалось.

Расстроенная неудачей Ким снова подошла к выходу.

Сумерки уже целовали равнину, костры разжигались и веселые голоса наполняли все вокруг. Лагерь пульсировал, светился, звучал на разные голоса. Он был живым.

Его пульсация отдавалась где-то глубоко в животе. Сворачивалась тугими кольцами, дрожала, наполняла нетерпением, маня, подгоняя, заставляя забывать обо всем. И в какой-то момент Ким почувствовала, что больше не может сидеть на месте, не может ждать. Что ей надо туда, где полыхают костры до самого неба, где звучит музыка и хрупкие женские тела извиваются в страстном танце, древнем как сама жизнь. Ей хотелось видеть, чувствовать, участвовать.

Хасс, наверняка, рассердится, если увидит ее среди танцующих, может быть даже накажет – посадит под замок, вообще запретит выходить на улицу, но сейчас ее это волновало так мало.

Подумаешь Хасс, подумаешь рассердится.

Страх оказаться наказанной отступал перед томлением, расползавшимся в груди. И когда до нее донеслись отголоски той самой мелодии, чувственные, пронизывающие насквозь, она решилась.

Воровато оглянулась, будто ждала что из глубины шатра сейчас выйдет мрачный хозяин, набрала воздуха полную грудь и сделала первый шаг.

Биение сердца ускорялось. Его грохот оглушал, и каждый вдох отдавался сладким предвкушением. Тягучим, обжигающим, пугающим и в тоже время таким притягательным, что неважно повернуть назад.

Ей надо было туда. Быстрее. Прямо сейчас. Пока звучат эти дивные переливы.

Перебежав широкий проход, она юркнула в темный проулок, намереваясь сократить путь по знакомым тропочкам-проходам, но с размаху налетела на что-то большое, твёрдое как камень. Живое и чертовски горячее.

Налетела и чуть не повалилась на землю, в последний момент почувствовав, как на ее локте сжимаются крепкие пальцы, не позволяя упасть.

Это был Хасс.

Глава 14

Он сам не знал, какая нелегкая привела его сюда. Просто в какой-то момент понял, что должен проверить, убедиться, что все в порядке. Посмотреть, что делает его пленница, когда остается в шатре одна.

А она часто была одна. Очень часто. Как бы не смешно было это признавать, но Хасс избегал ее. Старался держаться как можно дальше от хрупкой девчонки в рабском одеянии, потому что рядом с ней что-то давало сбой. Мешало сосредоточиться на том, что важно. Мешало дышать. Стоило ей оказаться в поле зрения, и он уже не мог оторвать взгляд, следил за каждым движением, ловил его жадно, впитывал, запоминал. Именно поэтому вечера он предпочитал проводить не у себя, а если не в обходах, то в толпе. Там, где весело, где нет времени погрузиться в мысли, где есть доступные тела и крепкие напитки. Где есть то, что могло помочь отвлечься, переключиться, сбить ту пелену безумия, что затмевала мозги.

Но сегодня…сегодня зверь бесновался и гнал его обратно, и как оказалось не зря.

Бродяжка куда-то бежала, наплевав на прямой запрет выходить из шатра. Так спешила, что наскочила на него и отлетела в сторону. Не поймай он ее в последний момент – рухнула бы на землю.

– Куда собралась? – спросил Хасс, отпуская худенькое плечико. Ему показалось, что сжал слишком крепко. Больно. Но Ким даже не обратила внимания.

Она вскинула на него полубезумный взгляд, в котором полыхали отблески факелов и страх. Не перед ним. Она боялась куда-то не успеть, пропустить, не увидеть…

– Я…мне надо!

Он присмотрелся, пытаясь понять, что не так. Жадно втянул воздух, впитывая ее особый аромат, напоминающий весенний цветущий сад. Сквозь него едва уловимым шлейфом пробивалась знакомая коварная сладость хорн-травы.

– Посмотри на меня! – отрывисто потребовал Хасс, и когда Ким никак не о реагировала на его приказ, вместо этого попытавшись проскочить мимо, он ухватил ее одной рукой за плечо, второй впился в подбородок, вынуждая поднять голову, – я сказал, посмотри на меня!

Ким снова подняла на него лихорадочный взгляд. В нем плескалось желание, смешанное с дикой потребность куда-то идти и что-то делать.

– Что ты пила?

– Ничего, – бродяжка попыталась вывернуться, но быстро запыхалась и обессиленно повисла в его руках.

– Не зли меня, – процедил сквозь зубы, чувствуя, что закипает, – что ты пила?

– Да ничего. Кроме воды! Нельзя? – непривычно смело, не понимая, что это не она сама, а коварный напиток, кипящий в крови.

– Кто тебе ее дал?

– Сама, ковшом из ведра брала! А потом еще тайком пила, когда повар уходил, – с вызовом ответила Ким. В другой ситуации она бы ни за что не призналась в своеволии, но сейчас ее переполняла шальная отвага, – и еще стакан утащила, когда по лагерю ходила! Даже два!

Все не то…

– Кто-нибудь давал тебе воду просто так, по собственному желанию?

– Я не помню, – она беспечно отмахнулась. Какая разница, кто и что давал? Идти надо, срочно, а она вместо этого приходится отвечать на бестолковые вопросы.

Хасс зарычал, чувствуя, как заостряются клыки.