Однажды…

– Расулов информировал Павла, а тот Трофима. Романовы рвались в Баку, но, как и я ожидал, им запретили въезд. Отказ был мотивирован тем, что ведутся следственные мероприятия, и братьям появляться в Баку нежелательно.

Павел догадывался, кто заказчик. Но, не подал виду и даже при встрече с Тощим небрежно уронил, что верит официальной версии убийства сестры мною на почве ревности. Что-то подозрительно выглядело сначала ее, а после и мой скорый отлет в Баку. Может я ее преследовал? Что мы с ней вечно шушукались, наверно втайне и встречались.

Это было умно. Скорее Тощий планировал и от братьев избавиться. А заявление Павла, видимо, это предупредило. Во всяком случае братья остались живы.

Толику же не надо было играть, потому он прямо при Трофиме впал в ярость и начал орать, что меня из-под земли достанет и закопает. Он со своими скудными мозгами поверил, что это моих рук дело, а Павел не стал переубеждать, рассудив, так будет лучше. Младший был эмоционален, не умел скрывать чувства.

– Вы поступили глупо, – неожиданно проворчал Прилизанный. – Нужно было привести тело этой девочки в больницу, а самому скрыться.

– Ого! – воскликнул Бакинец. – У власти зарождается человеческое лицо!

– Да… замолчите вы! – огрызнулся тот, маша рукой. – Тоже мне, образец человечности.

– Вы, безусловно, правы, – рассеянно ответил Длинный. – Но вы на миг представьте мое состояние. За короткий промежуток я потерял столько близких! Отец при смерти. И в России, и в Баку мне грозила опасность. Казалось, внезапно вспыхнувшие чувства между мною и Саламовой способны растопить лед несчастий, но и они разбились вдребезги ее столь трагичной кончиной.

Всю дорогу в больницу меня преследовало предсказание Рады о проклятии. А дальше кто: мама, Павел, Толик?..

– Понятно, – вздохнул Прилизанный. – Скажи, чтобы принесли чего-нибудь пожевать, – буркнул он своему лакею. Зопаев выскочив, исчез за дверью.

Далее мы угрюмо наблюдали за очередным визитом нашего молчаливого и усатого официанта…

– Не буду вас утомлять подробностями, как контрразведка отвоевала меня у полиции, – продолжил после паузы Длинный. – Сцена, конечно, должна была выглядеть зрелищной, когда меня в наручниках передали конкурирующей конторе. Я не без удовольствия наблюдал, как толстый следователь бессильно жевал кончики своих обкуренных усов и с ненавистью провожал меня взглядом. Он наверно проклинал в эти минуты свою медлительность. Надо было в тот час добиться от меня признанку, закрепив за собой раскрытие столь резонансного преступления. Тогда можно было и “повоевать” с этими военными людишками за право преобладания этим делом, обильно привитым криминальными сюжетами. Теперь поздно. Особисты представили документы, подтверждающие, что я официально все еще числюсь в ОБСН, следовательно, являюсь подконтрольным военным судебно-следственным органам. А также то, что Саламова состояла на службе в Разведуправлении ГШ, и потому ее убийство должно расследоваться с соблюдением всех мер секретности.

Контрразведка, конечно, очень старалась разобраться в ситуации и потому буквально по букве изучала мое тощее личное дело, пытаясь уяснить мою роль в цепочке расследований по преступной продаже противнику нефтепродуктов. В этой связке только я был темной птицей. Из командира и Адылова выжали все соки – они в тюрьме. Расулов продолжал косить под дурачка-вояку, якобы был на подхвате – его решили пощадить. Саламова убита. А вот кто я и какие конкретные задачи своей конторы выполнял в Москве – это был для них вопрос.

К сожалению, вопреки прогнозам Расулова, меня все-таки пробили по месту жительства. Выявили факт женитьбы на Джулии Манучаровой. Это привело к определенным “логическим” выводам и открывало перед следственной группой, выполняющей политический заказ, огромное поле для фальсификационных сюжетов. Добавьте в ситуацию еще и “армянские” корни Адылова.

Но почему была застрелена Саламова? Кто? Как? Почему Мусаев и Адылов насчет меня молчат как партизаны? Почему наши личные дела с Саламовой хранились в командирском сейфе? И нет обо мне сведений у начальника Первого отдела? Как группа Мусаева изначально построила дело “Возмездие”?

Эти вопросы чисто в профессиональном плане интересовали высокого, сухого следователя в чине подполковника… то есть, по-вашему, полковника-лейтенанта, ведущего это дело. Полковник-лейтенант Керимов – так его звали.

Он перевелся в Особое Управление из МНБ. Эта была обычная практика. Все недовольные, опальные с МНБ перебирались в конкурирующую контору. Был холодно вежлив, задавал наводящие, конкретные вопросы, стараясь разобраться по сути. Но, видно, перестарался. Нужны были конкретные зацепки по выстроенному подложному обвинению по делу о шпионаже в ЦВР РУ ГШ ВС Азербайджана в пользу противника. Меня и Саламову вместе с арестованным Адыловым должны были связать в преступную группу, якобы возглавляемую руководителем ЦВР – командиром в/ч ХХХ полковником Мусаевым.

Видимо, Керимов не подписался. В скором его убрали…