Однажды

Глеб не был совершенно асоциален: в глубине души он мечтал о признании, о славе и богатстве, которые непременно должны за ним последовать. Дело, разумеется, было не в том, что ему хотелось звездного гламура, вовсе нет – он просто хотел быть по-настоящему хорошим, востребованным музыкантом и получать столько денег, чтобы больше не приходилось задумываться о том, где бы их достать. Здесь-то и крылась загвоздка: слава все не приходила, а за последнее время он и вовсе не написал ни одной новой песни, ни единого куплета. Похоже, пора было признать, что музыкант из него был так себе, и бросать это дело. Нет, разумеется, никто не заставлял его продавать гитары и никогда в жизни больше к ним не притрагиваться, но постоянная работа подразумевала, что музыка должна уйти на второй план – никаких больше скитаний по стране на все лето, никаких ночевок под открытым небом, никакой свободы. Впрочем, выбора у него не было: нельзя же, в конце концов, всю жизнь таскаться по съемным квартирам и влачить полунищенское существование, просто чтобы потешить свое самолюбие! Как гласит старая индейская мудрость, если лошадь сдохла – слезь. Не можешь прокормить себя любимым делом – займись чем-нибудь таким, что будет приносить доход, а музыка пусть станет хобби, отдушиной, которая не даст зачахнуть и загнуться от тоскливой рутины.

В конце концов, он не был ни первым, ни единственным и ни последним, кто вынужден был бросить занятие, которое доставляет удовольствие, ради заработка. Перед глазами был живой пример: Антоха, его коллега-музыкант, уже давненько устроился на завод и, кажется, вполне был доволен жизнью. До того, как приятель решил, что пора повзрослеть и найти работу, они пару раз скитались по стране вместе. О том времени у Глеба остались самые добрые, теплые воспоминания: как в Питере они с голодухи умыкнули из магазина пару банок консервов и с удовольствием съели их, сидя на набережной Невы; как изнемогали от жары в степях возле Волгограда, когда несколько часов не могли поймать попутку и развлекались тем, что сочиняли короткие стишки самого похабного содержания; как целую неделю жили дикарями на берегу Черного моря. Глеб искренне не понимал, как можно было променять ту жизнь на равномерную серую обыденность, но ничего не попишешь – время идет, и жизнь меняется. Меняются и люди. С Антохой они, конечно, все еще общались и периодически собирались, чтобы поиграть вместе, но было очевидно, что друг уже не хочет рок-н-ролльной жизни. Похоже, теперь и ему пришла пора расстаться с нею.

В общем, Глеб нашел себе конторку, где можно было не сильно напрягаться и получать за это какие-никакие деньги. Он сходил на собеседование, где ему пришлось провести около часа с глазу на глаз с крайне начальственного вида теткой. У Глеба сложилось впечатление, что он ей не слишком-то понравился, и он готов был уже встать и уйти, когда женщина велела ему приносить документы и оформляться – его брали. В этот момент он облегченно вздохнул (только в мыслях, наружу не прорвалось ни единого звука) – не оттого, что ему очень уж хотелось попасть именно в эту фирму, а потому что теперь ему не надо было по-новой искать вакансии, рассылать резюме и заниматься прочей подобной ерундой. К тому же, теперь ему не надо было метаться и судорожно решать, что делать – в его жизни появилась некоторая определенность, а с ней и леденящее душу спокойствие.

Помимо прочего, конторе зачем-то требовалось, чтобы он прошел медосмотр. Что ж, хозяин – барин. Таскание по больницам заняло у Глеба несколько дней. Сначала он сунулся в государственную поликлинику. Место было обшарпанным и мрачным, в нем будто бы даже пахло болезнью и смертью. В общем, Глеб не очень-то и расстроился, когда ему там дали от ворот поворот из-за иногородней прописки. Пришлось идти в частный центр, и это обошлось ему в кругленькую сумму. Пройти все в один день Глеб не успел, осталось еще сдать кровь на анализ – поэтому-то он и встал сегодня так рано. Молодой человек хотел поскорее съездить в медицинский центр и покончить с этой утомительной и бессмысленной возней – всякому было очевидно, что нужные бумажки там выдают каждому, только заплати. Ну, быть может, отсеивают самых отъявленных наркоманов и сифилитиков. Остальным пишут, что все в порядке – в конце концов, люди отдают за эти справки свои кровные, и, если начать отказывать каждому второму, то никто больше в этот центр не пойдет, и денежный поток иссякнет. В общем, система работала. Подобно набравшему ход поезду, она неслась вперед, влекомая собственным весом, пыхтела, грохотала, выпускала пар, и тем, кто попал в нее, ничего не оставалось делать, кто как расслабиться и подчиниться общему движению. Противиться системе было бесполезно – раздавит и не заметит – а так, может, хоть удастся попить ароматного чаю из стаканов с блестящими подстаканниками да поболтать с интересным соседом.