Однажды где-то…

Зато завеса невидимости исчезла. И эти монстры теперь разделились. Страх смерти им не ведом, они лезли прямо на стрелы и копья, а потом на топоры. Как же их было много! Палуба уже окрасилась кровью, алой — людской и бурой — акуленышей. Я била и била их молниями. А они все лезли и лезли. Валились за борт или оставались на палубе, но тут же появлялись новые. Они как будто специально все на меня накинулись. Или на войне всегда кажется, что все снаряды летят в тебя?

Дело было к вечеру. Я слегка устала, весь день сохраняла невидимость. А тут этот бой нескончаемый, я чувствовала, что скоро выдохнусь! И вдруг я услышала голос Вереска! Думаю — ну все! У меня от усталости уже глюки начались. На секунду голову подняла и увидела в воздухе лицо Вереска. Он кричит мне что-то про свою силу. И тут точно, будто сил у меня прибавилось! И в голове прояснилось. Чего это я? Воды же кругом — море! Зря, что ли, Водяной учил меня своим заклинаниям? Нужные заклинания легко рождались в голове. А вода и сама уже рада была избавиться от этих монстров. Не могу это объяснить, дилетант я в этом деле. Но только стихии — они тоже как живые, у них тоже есть эмоции. И все стихии отчаянно настроены против тех созданий, что сотворены злой волей людей. Они их просто терпят до поры до времени и всегда рады от них избавиться. Так что вода сама мне помогала, мне, во всяком случае, так казалось тогда. И отзывалась на заклинания легко.

Сначала вода за бортом стала плотной и за жала монстров тисками. Тех, кто был еще хоть какой-то своей частью в воде. Потом, отзываясь на мою просьбу, ко мне на палубу взметнулась струя воды и окутала меня щитом, а потом и в руке возник водяной меч. На ту минуту я перестала швыряться молниями, и монстры с утроенной силой накинулись на меня, распахивая свои жуткие пасти. Ага, щас! Водяной щит, я думаю, и ракетой не пробить! А вот водяной меч кромсал их за милую душу.

Воины тоже не дремали, не отсиживались! Скоро палубы обеих лодий были очищены от этих тварей. А потом мужички, не задаваясь до поры ненужными вопросами, принялись расстреливать зажатых плотными слоями воды монстров в упор из луков и арбалетов. Побили их сотни две, не меньше. Скорее больше, если считать и тех, что от первых же молний потонули. Из стаи не ушел никто. Это очень даже хорошо! Было бы еще лучше, если бы мы вообще всю эту тварь под корень извели. Конечно, это вряд ли, но до конца плавания нам акуленыши больше не попадались.

Дорого обошлась нам эта охота Пайта. На нашей лодье было двое убитых. Один остался (без кисти левой руки. Вовремя я кровь остановила. Жить будет и без левой кисти. Остальные раны полегче, мужички закаленные, им такое — раз плюнуть. У Пайта все гораздо хуже. Убитых восемь. Ранены все. Я перешла по плотной воде на их лодью и, как ни устала, принялась врачевать. Раны в основном тяжелые. Эх, Пайт, дурья голова!

У самого капитана был вырван кусок мяса из бедра, располосована правая рука от локтя до кисти. Но он чувствовал себя таким виноватым, что стоически терпел и даже отказался первым принять мою помощь. Всю ночь лодьи тихонько дрейфовали рядышком, а я всю ночь лечила, перевязывала, останавливала кровь, снимала жар и воспаление. Под утро я буквально валилась с ног. Так и уснула на палубе Пайтовой лодьи, прислонясь к мачте спиной.

Я и не слышала, как меня уложили на чей-то плащ, а с восходом солнца натянули надо мной тент. Заклятие с воды я сняла еще ночью, после того как перебралась на вторую лодью. Когда я проснулась, мы были далеко от места битвы.

Мы плыли еще без малого две недели. Пережили небольшой шторм, еще разок прятались от пиратов, перед штормом три дня шли на веслах, стоял штиль. Все это время я была занята лечением раненых, то и дело курсируя с лодьи на лодью. Скоро я уже, как заправский мореход, могла перебегать с борта на борт по веслу. Сначала было страшно, а потом уже и не замечала. Последние дни мы держались ввиду берега. Дьюр высматривал знакомую скалу при входе в удобную бухту.

То, что мы прошли Степь, было ясно с первого же взгляда. Сначала исчезла зелень, и потянулись унылые, поросшие чахленьким уродливым леском грязно-бурые топи. Это протянула свой язык до самого моря Гиблая топь. Каким катаклизмом была вызвана к жизни эта язва на лике земли? Да еще такая огромная! Я с трудом представляла ее размеры. На карте Водяного она занимала столько же места, сколько все Полесовье и чуть меньше, чем Степь. Я видела только закрайки топи. Впечатляет! Бескрайнее море невысыхающей и вонючей грязи. Что внутри этой территории, никто не знает, даже наш мудрый Водяной. Попасть туда никаким способом невозможно. Вертолетов в сем мире еще не изобрели.

За полдня мы прошли язык топи, и начались дикие места Древней страны. Грязевое море сменило нагромождение голых оплавленных скал. Люди добрые! Какой же мощи и ярости силы здесь бушевали?! Честное слово, меня оторопь брала от этого каменного хаоса. Мужички мои на лодьях тоже притихли. Жуть — одно слово! И мимо этой жути мы плыли еще полдня.