Однажды я выберу тебя

Я подумал о том, как вернусь к столу, и мои родственники, жуя фаршированную индейку, станут расспрашивать Сайласа о жизни и работе. Всего лишь поверхностные разговоры, поскольку ни годы, что я прожил на улицах, ни мои пристрастия, ни попытки выжить… Эти темы не годились для вежливых бесед в ресторане. Карл, для которого я стал бо`льшим сыном, чем для собственного отца, не сидел за столом, даже в виде духа. Этот вечер спланировали специально, чтобы умело спрятать мое прошлое, под влиянием которого я стал именно таким, дабы оно не смогло испортить тыквенный пирог.

– Пойдем отсюда, – сказал я Сайласу.

– Уверен? Все решат, что мы ушли лишь для того, чтобы потрахаться. – Он задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. – Не то чтобы они ошибались…

– Сейчас не время. Все это на публике. А я хочу нечто настоящее.

Сайлас улыбнулся.

– Так и будет.

Мы вернулись к столу, держась за руки.

– Мама, папа и все остальные… простите, но нам пора. Я вас всех люблю и счастлив вновь увидеться. Но прошло слишком много времени, и все это… кажется неправильным. Словно бы мы вернулись к тому, на чем остановились. И неважно, через что мне пришлось пройти, чтобы оказаться здесь. Я не пытаюсь все свести к себе. Речь ведь о нас. Но все должно быть иначе. Не в шумном ресторане посреди толпы.

– Ты… уходишь? – В мамином взгляде мелькнула тревога.

– Мам, пусть идет, – проговорила Рэйчел с сияющими глазами. – Он прав. Здесь не дом. А Макс хочет, и заслуживает, оказаться дома, чтобы, свернувшись на диване, плакать и кричать на нас.

– Плакать – может быть, – улыбаясь, сказал я сестре. – А крики ни к чему.

– Но… Лу? – мама умоляюще взглянула на отца.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Прости, мам. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, но Макс… – Какое-то время она боролась с собой, потом встала и крепко обняла меня. – Нет, я знаю. И, кажется, все понимаю. Правда.

– Поговорим позже, хорошо?

– Конечно. Обязательно.

– Увидимся, Мо, – я похлопал его по спине. Грызя хлебную палочку, он что-то пробормотал в ответ и поднял вверх большой палец.

– Рэйч…

– Мы здесь до воскресенья, – многозначительно проговорила она. – Ты появишься до этого времени. Или я сама тебя отыщу.

– Не сомневаюсь.

Я подошел к отцу и присел перед ним на корточки. Перед незнакомцем, что за семь лет сказал мне три слова.

– Я ценю твою попытку, но это… все это неправильно. Так мы ничего не уладим. Мы сидим за одним столом, но даже не разговариваем. Просто притворяемся, что ты спокойно принимаешь меня настоящего.

– Макс, – проговорил отец. Кажется, он хотел добавить что-то еще, но обвел взглядом переполненный ресторан и снова замолчал.

– Все в порядке. Мы можем попытаться снова. – В горле встал ком. – Я… здесь. Всегда рядом. Но не так. Я больше не хочу притворяться. И нам, определенно, нужно сказать друг другу все, что осталось невысказанным. Согласен?

Он чуть кивнул, затем прочистил горло.

– Если ты этого хочешь.

– Да, – ответил я, понимая, что иду на риск. Ведь отец мог не предложить ничего взамен. Но этого мне было мало. Я заслужил большего.

Я неловко похлопал его по руке, попрощался с Анжелой и малышкой, взъерошил близнецам волосы. Рэйчел чмокнула Сайласа в щеку и послала мне воздушный поцелуй. Потом Сайлас попросил официантку принести пальто, и мы ушли.

На улице Сайлас притянул меня к себе и крепко обнял.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Не знаю. Словно я отложил все дела. Может, мне следовало смириться и просидеть весь ужин, но…

– Но ты честен, – проговорил Сайлас, и, шагая по тротуару, взял меня за руку. – И не пойдешь на компромисс. Вот твои отличительные черты. Только теперь мы остались без праздника Дня благодарения. Но не думай об этом, Максимилиан. Я уже заскочил к папе и Эдди, и сейчас не хочу тебя ни с кем делить.

– Тот китайский ресторанчик рядом с твоей квартирой еще открыт?

– Ты про нашу квартиру? Да.

– Тогда пошли. Об определяющих жизнь местоимениях поговорим позже.

– Даже не сомневайся. Сразу, как только перетащишь свои пожитки.

– Сайлас…

Он остановился, и мы прижались к стене, стараясь оказаться в тени, подальше от потока пешеходов. Он придвинулся ближе, и меня окутал свежий и такой мужской запах лосьона после бритья. А его глаза… Боже, я никогда не видел глаза Сайласа такими, как в этот момент. Светло-голубые, они уже не казались ледяными, а походили теперь на драгоценные камни со множеством граней, будто преломляющих падающий свет. И в глубине их светилась душа. А еще, когда Сайлас смотрел на меня, они наполнялись любовью.

– Я серьезно, Макс, – хрипло проговорил он. – Я знаю, чего хочу. Тебя. Больше никого. Ты создан для меня, – он сглотнул. – Может… навсегда. Если ты еще не готов переехать, то ладно. Хреново, но… Все, как скажешь. Для меня важно лишь твое согласие. И твое счастье. Лишь это. – Он взлохматил рукой волосы. – Я не романтик, просто… знаю, что чувствую. И я… люблю тебя, Максимилиан. Я в тебя влюблен. Так что… вот.

«Взволнованный Сайлас, – подумал я, нежась в теплой дымке его слов. – Сексуальнее просто не бывает».