Однажды я выберу тебя

– Кто-нибудь из новичков хочет рассказать о себе? – спросила Диана.

Кажется, я почувствовал, как незнакомец сверлит меня взглядом. И мне вдруг нестерпимо захотелось обернуться и рассмотреть его получше. Никто не отозвался, и я, не в силах сдержаться, украдкой бросил взгляд через плечо. Высокий парень неуверенно ерзал на стуле, отгородившись ото всех, словно кирпичной стеной, скрещенными на груди руками. Лицо за стеклами очков напоминало каменную маску.

«Что ты пялишься? – обругал я себя. – Прекрати сейчас же. Боже, это ведь не вечер знакомств».

Кто-то вызвался рассказать о себе, и я взглянул на сцену. Но скрип стула вновь заставил обернуться. Я заметил, как парень поднялся на длинные ноги и быстро вышел за дверь.

Жаль, что он ушел. Возможно, вернется. А может, и нет. Порой желание получить помощь проходило довольно быстро. И прежде всего из-за чувства вины, стыда и нежелания казаться уязвимым лишь потому, что попросил помочь.

На трибуну поднялся следующий член группы. Я попытался сосредоточиться на его выступлении, но незнакомец в черном не хотел покидать моих мыслей.

В перерыве я налил себе кофе и взял пончик со столика возле двери. Ко мне подошла Диана.

– Еще раз спасибо за предложение, – проговорила она, наливая кофе в бежевую кружку с синим изображением Спейс-Нидл[2]. – Мы тебе очень рады, но… Новый город, новая работа. Ты уверен, что уже обустроился и сможешь стать наставником?

– Ну, насколько это вообще возможно, – пробормотал я. – К тому же Сиэтл не новый. Я здесь родился и вырос.

Ее брови поползли вверх.

– Ладно. А твои родители?

– Те, что выгнали меня из дома? – Я натянуто улыбнулся. – Они рядом. На холме Бикон-Хилл.

– Ты уже виделся с ними после возвращения?

– Пока нет. Работаю над этим.

Диана слегка коснулась моей руки.

– Я поговорю с председателем комиссии о твоем наставничестве. Желаю удачи с родителями. Если захочешь поговорить, я здесь.

– Спасибо, – произнес я. Отхлебнул кофе, и взгляд мой метнулся к двери, в которую вышел парень в черном. – Кажется, неплохая группа. Они здесь давно?

– Все, кроме того парня в капюшоне сзади. Он новенький. Или уже нет. – Она тяжело вздохнула. – Не думаю, что он вернется. Кажется, он взглянул и решил, что еще не готов.

– Я так и подумал.

«Adiós[3], модный Унабомбер. Желаю удачи».

* * *

Собрание Анонимных наркоманов закончилось в девять, и я сразу же направился в больницу Вирджинии Мейсон. Я вернулся в город всего две недели назад, поселился на диване своего друга Даниэля и устроился на ночную работу в отделение «Скорой помощи». У меня едва хватило времени распаковать вещи, не говоря уж о поисках собственного жилья.

У задней двери больницы, входа для персонала, я немного помедлил, мысленно настраиваясь на предстоящую смену, потом набрал код и вошел. И зашагал по ярко освещенным коридорам, по пути кивая знакомым. Холодный стерильный воздух вызвал дрожь в теле.

«Или, может, все дело в работе».

В Калифорнийском университете в Сан-Франциско я работал в отделении «Скорой помощи». И мне приходилось нелегко. А ночная смена? Совсем другое дело. Казалось, что ребенку, поступившему ночью, грозила бо`льшая опасность, чем если бы его привезли засветло. В три утра перелом руки казался чем-то более зловещим, чем падение на детской площадке среди бела дня.

А еще были женщины. Избитые и истекающие кровью. Которых привозили услышавшие крики соседи. А порой – и сами насильники, рассказывая, что «она упала». В очередной раз.

Но тяжелее всего мне приходилось с молодыми парнями, поступавшими с передозировкой. Бездомными. Отчаявшимися. Руки их просто кишели заразой, и я промывал их, зная, что вскоре ребята снова вернутся к прежней жизни и вколют себе очередную дозу. Я ведь побывал в их шкуре.

Раньше я мечтал оказаться по ту сторону борьбы за жизнь. Но сейчас передо мной словно висело зеркало. Только вместо парня, который закончил учебу, чтобы оказаться здесь, в нем отражался другой я. Такой, каким был, когда отец только выгнал меня из дома. А я ведь клялся, что никогда не стану прежним.

Сегодняшняя ночь выдалась особенно отвратительной. И ознаменовалась потерей.

Подростка, которого привезли бездыханным. Мы приложили все усилия, но было уже слишком поздно. Пока мать ребенка в сопровождении социального работника кричала в коридоре, доктор Фигероа, лечащий врач, собрала нас возле каталки. Она называла это «паузой». Если мы кого-то теряли, она настаивала, чтобы мы почтили человека, который ушел прежде нас, – взявшись за руки, склонив головы, замерев на сорок пять секунд.

Я опустил голову и крепко зажмурился, стараясь сдержать слезы и отгородиться от криков матери. Но доктор Фигероа, увидев, как я вытираю глаза рукой, отвела меня в сторону.

– Макс, тебе дать несколько минут?

Я сперва отрицательно качнул головой, но потом кивнул.

– Да, – хрипло согласился я. – Дайте мне минутку.