Однажды, когда-нибудь…

Сегодня пансионат «Счастливая старость» жил привычной, размеренной жизнью. Дом он и есть дом, хоть для стариков, хоть для молодых – ничего особенного, все как всегда, все по строгому распорядку: завтрак, обед, ужин… И только смерть кого-нибудь из обитателей этого заведения сбивала привычный ритм существования и на некоторое время отвлекала стариков от обычных занятий. Что ж тут скажешь, жизнь – не простая штука, и для кого-то уход из нее – горе, а для кого-то просто возможность избавиться или ненадолго отвлечься от ненужных хлопот и затрат.

Александра Львовна, всю жизнь отдавшая медицине, и в том числе этому пансионату, пришла на работу, как всегда, за полчаса до положенного времени. Теперь она опять работала, а что делать? Пять лет назад мама Варвары ушла на пенсию, собираясь посвятить себя внукам и заслуженному отдыху. Но человек предполагает, а Бог располагает… Их спокойная, безмятежная жизнь закончилась в тот момент, когда огромная машина пронеслась, уничтожая все на своем пути. Смерть любимого зятя и долгое лечение дочки внесли свои коррективы. Поначалу Александра Львовна занималась исключительно домом и детьми, а потом, сообразив, что и ее деньги будут не лишними, вернулась на прежнее место, только уже, конечно, на полставки – и годы не те, да и домом все-таки заниматься надо. Здесь, в этом Доме, ставшем для нее за столько лет привычным и родным, женщина чувствовала и свою нужность, и какую-то защищенность. Работа для стариков – это ведь и некое спасение, и гавань, где они прячутся от своих переживаний, домашних забот, да и просто тягот преклонного возраста. Она любила, не торопясь переодевшись в кабинете, спокойно пройти по давно знакомым коридорам, заглянуть в гостиную, побывать на кухне, контролируя чистоту и соблюдение санитарных норм. Несмотря на то что она и сама давно официально значилась пенсионеркой, Александра Львовна в силу характера не переставала следить за собой: и волосы, совершенно седые, аккуратно укладывала, и халатик белый любовно отглаживала, и спину, согнувшуюся под тяготами времени, старалась держать прямо. Усидеть дома после трагедии дочери женщина не смогла – и деньги, естественно, нужны, да и общения с людьми не хватало. Пансионат, несмотря на свою казенность, был все-таки не самым плохим местом, где могли оказаться больные и прожившие довольно длинную жизнь люди. Здесь прилично кормили, пытались развлекать, как-то занимали досуг пенсионеров, время от времени обследовали у специалистов. А Александра Львовна, как штатный терапевт, заботливо и внимательно следила за проживающими там стариками, стараясь вовремя если не подлечить, то хотя бы оказать необходимую первую помощь.

Сегодня женщина спешила в голубую гостиную. Зная наперечет всех жильцов, она особенно переживала за нескольких. И вовсе не потому, что они казались ей особенно одинокими или несчастными. Больше всего ее беспокоила их отчужденность и демонстративная независимость. Среди таких ее подопечных, тревожащих и притягивающих одновременно, Любовь Григорьевна являлась самой необычной. То, что дама могла совершенно отстраненно часами сидеть в кресле напротив окна, сутками молчать и не реагировать на обращенные к ней слова, казалось Александре Львовне по меньшей мере странным. Странным, если не сказать больше… Приглядываясь к необычно худой и молчаливо-суровой даме, Александра Львовна, как врач, старалась ей, конечно, не докучать, но исподволь все время ее разглядывала, пытаясь разгадать какую-то скрытую от посторонних глаз тайну. Ей казалось, что в жизни этой странной женщины была какая-то тайна. Все, совершенно все в этой очень пожилой даме казалось Александре Львовне необычным и загадочным. Она, кстати, уже не раз пыталась заговорить с Любовью Григорьевной, но та, внимательно выслушав обращенный к ней вопрос, лишь вежливо благодарила и деликатно отворачивалась, словно опасаясь слишком назойливого внимания.

Итак, сегодня, войдя в голубую гостиную, Александра Львовна внимательно окинула привычным профессиональным взглядом большую комнату. Все как всегда: и группки азартно играющих стариков, и увлеченные вязанием престарелые дамы, и мило сплетничающие на диване седые подружки – всё неизменно в этом благословенной обители. Она усмехнулась, ведь и сама не молоденькая, а вот же привыкла к своим подопечным относиться снисходительно, любовно-ласково. Но тут какое-то внутреннее беспокойство заставило ее озабоченно оглянуться по сторонам… так и есть! Возле окна в привычном кресле не оказалось Любови Григорьевны.

– Ого! – чуть слышно произнесла женщина, в которой тут же проснулись и профессиональная озабоченность, и чисто человеческое беспокойство, – что случилось?